Ли В.Б. - Характерник

Наше посольство приняли последним, после османов, в огромной палате с красочными фресками на сводах и стенах восседал на троне государь Алексей Михайлович в украшенном жемчугом и драгоценными каменьями шелковом кафтане и шапке Мономаха, на ногах бархатные чоботы, также с каменьями и золотым шитьем. Справа возле трона стоял Матвеев, о чем-то негромко говоря царю. Казаки поклонились царю в ноги, после дозволения государя есаул передал ему через посольского подъячего челобитную грамоту, а потом высказал наше ходотайство, во многом повторяющее речь у Матвеева, с небольшими отличиями. Царь принял его благодушно, по-видимому, уже оговорил со своим ближником, после объявил, что ответ свой он даст на следующей неделе, узнаем о нем в Малороссийском приказе. На том прием завершил, казаки, отдав царю должное почтение, немедля покинули покои.

Каждый из нас лелеял в душе надежду на успех посольства, но, боясь сглаза, все же вслух старались ее не выражать. Суеверие среди казаков распространено, несмотря на их лихость и бесшабашность. В тот же поход идут с атаманом, пользующимся славой удачливого, да и в житейских делах следуют обрядам и заговорам, отводящих беду, многие носили при себе обереги - иконки и ладанки, мешочек с родной землей или засушенной травой. В отношении ко мне, по их мнению, колдуну, после моих экзерциций с боярами, смешиваются почтение и подсознательный страх, стараются как-то угодить мне, но при этом сторонятся, без нужды ко мне не обращаются. Так день за днем в ожидании гонца из приказа прошла неделя, наступила другая, мы уже месяц в стольном граде, наконец прибыл вестник от Салтыкова.

Встретил нас боярин приветливо, не в пример прошлому разу, едва ли не с распростертыми объятиями, после взаимных здравиц пригласил за стол. Мы уселись на лавке у стены, приготовились слушать Салтыкова, скрывая за внешней невозмутимостью свое нетерпение. Глава приказа неспешно сел за кресло, с важным и торжественным видом извлек извлек из небольшого шкафа рядом со столом свиток, развернул его и зачитал его вслух, медленно, выговаривая каждое слово:

- Божиею милостию, мы, великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея России самодержец, Владимирский, Московский и Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, царь Сибирский, государь Псковский и великий князь Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных ..-, боярин еще долго зачитывал полный титул царя, а потом перешел к существу:

- ... доставить под тщательным присмотром в Москва-город, взять у Сирко Ивана божию клятву о непричинении зла Московскому царству и верности нам, выдать на поруки Сечи Запорожского воинства. Указано нами, ближним боярином Матвеевым Артамоном, сыном Сергевым, подписано ....

Мы слушали молча, затаив дыхание, при последних словах боярина не сдержались, соскочили с лавки, стали обнимать друг друга, от души хлопать по плечам. Досталось и мне, от радостных объятий и хлопков дюжих казаков затрещали ребра, заныли плечи, но я стерпел, торжествуя вместе со всеми. На радостях щедро одарили Салтыкова, взяли заверенную им копию указа, помчались на постоялый двор собираться в дальнюю дорогу. Вспомнили о Матвееве, навестили в Посольском приказе, не менее щедро возблагодарили его, расстались с ближним боярином в самом добром расположении. Уже на следующее утро отправились в обратный путь, торопясь вернуться в родную Сечь, уже два месяца, как выехали из нее, но и не загоняя коней.

Ехали домой теми же дорогами, но с другим настроем, нет прежней тревоги и беспокойства, скакали верста за верстой, не замечая усталости. Моя душа пела от ликования не только из-за успешного посольства, нужного нам решения судьбы кошевого, но и собственной значимости и гордости, я внес немалую долю в такой исход. Такую оценку своего участия чувствовал и от других казаков, для них я уже не юный казак, только вошедший во взрослый возраст, а равный им, а может в чем-то и более сведущий и способный товарищ. Это заметно по уважительному тону, с каким обращаются ко мне, да и не допекают со всякими мелкими поручениями, как два месяца назад. Иногда приходится одергивать себя и не подаваться гордыне, тщеславием ранее не страдал, теперь же иногда замечаю его ростки.

Особенно сблизился за это время с есаулом, нередко мы общались вечерами, говоря на разные темы, круг интересов у него обширный, его рассказы дали мне много поучительных сведений о нынешних делах в Сечи и всему запорожскому краю. На нашей дружбе, если можно так выразиться о приятельских отношениях сорокалетнего умудренного жизнью казака и восемнадцатилетнего юнца, также сказалось общее увлечение шахматами, которые я взял с собой. Мы почти каждый вечер часами устраивали шахматные баталии, с переменным успехом. Я нисколько не поддавался старшему товарищу, боролся в честной игре, не пользуясь и не влияя своими особыми способностями на ее ход и соперника. Крыловский как-то обмолвился, что может принять меня в свои помощники, но я объяснил, что связан с кошевым, в его власти распоряжаться мною, да и лекарские обязанности также на мне.

На обратном пути обошлось без стычек с лихими людьми, хотя несколько раз вдали замечали шайки оборванцев, но к нам они не подступали, уходили в сторону, мы же их не преследовали. Спереди и сзади посольства ехали казаки нашей охраны, мы с есаулом вдвоем впереди других послов. Так прошли Калугу, Брянск, в северских землях у Севска едва не схватились с разудалой компанией подвыпивших молодых купцов и их охраной, не поделили дорогу, но разошлись миром после вмешательства патрульного отряда местного воеводы. На Слобожанщине вздохнули свободнее, все же наши казацкие края, в Сумах и Полтаве объявили старшинам и атаманам весть об указе царя, скором возвращении кошевого в Сечь. Кто-то из них принял новость с одобрением, а кому-то пришлась не по нраву, особенно в Полтаве, гнезде противников нашего атамана. Задерживать нас никто не посмел, к концу июля прибыли наконец в Сечь, спустя почти три месяца нашего посольства.

Сразу же направились в сечевую канцелярию, встречные казаки окружили нас, нетерпеливо задавая вопросы, но мы не стали отвечать на них на ходу, обскажем всем после доклада старшине. Так все увеличивавшей толпой прибыли на майдан, спешились, посольство прошло в канцелярию. Здесь на месте застали Войскового судью и писаря, есаул вкратце доложил об итогах нашей поездки, передал им копию указа. После всей группой вышли из здания на площадь, здесь собрались почти все казаки из куреней, образовался стихийный круг. Вышли в его центр, казаки споро освободили нам место, судья обратился к волнующемуся народу с просьбой не шуметь, дать послам спокойно рассказать обо всем, а после дал слово есаулу.