Василий Криптонов - Вопрос веры

— Хорошо, — сказала она. — Тогда скажи вот что: можешь заказать такси?

— У? — поглядел на нее Джеронимо, с трудом двигая челюстями.

— Ты можешь заказать такси и попросить, чтобы нас отвезли к дону Толедано, или… домой?

Джеронимо закивал, поднял палец, давая понять, что ему нужно время. Мы терпеливо ждали, пока он прожует. Я тоже заинтересовался возможностью прокатиться в желтой машинке с шашечками.

— Могу, — сказал Джеронимо, — но нас не увезут.

— Почему?

— Потому что я все деньги отдал за пиццу, а таксист только за вызов сотку зарядит.

Вероника безмолвно бухнулась на бок. Я же воспринял все более философски — взял еще кусок.

На ночь Джеронимо прочитал подробную лекцию о том, как выходить наружу и попытался всучить Веронике горшок, объясняя это беспокойством о ее репродуктивной функции. Горшок Вероника надела ему на голову, ничем это особо не объясняя, и, выкурив еще одну папиросу, легла спать.

Лампу Джеронимо погасил. Я лежал, таращась в темноту, и слушал дыхание своих новых друзей. Они быстро уснули, а я, несмотря на боль во всем теле и зверскую усталость, все никак не мог распрощаться с реальностью.

Час спустя мне приспичило. Я оделся в комбинезон, нащупал поблизости маску, нацепил баллон и, соблюдая меры предосторожности, вышел наружу.

Кто не знает удовольствия справлять малую нужду в минус пятьдесят, тот не знает ничего. В какой-то момент начинает казаться, что ты горишь — такой мощный столп пара поднимается перед тобой, внося свою лепту в атмосферу, большей частью состоящую из углекислого газа и всяческой непригодной для дыхания ерунды.

Я постарался уладить все быстро — репродуктивная функция может мне еще пригодиться. Застегнул комбинезон, в последний раз окинул взглядом снежную равнину и вздрогнул. Шагах в пятидесяти от палатки горел костер, и я четко видел сидящую перед ним человеческую фигуру.

Мой эмоциональный двойник, выскочив из укрытия, скверно разыграл бурное удивление, а потом махнул рукой и снова спрятался. Действительно, чего поражаться туристам, когда работает доставка пиццы.

Человек у костра помахал рукой, явно имея в виду меня. На всякий случай покосившись на палатку, я двинулся к огню. «Сделаю пятьдесят шагов, — думал я. — Если это мираж — он отодвинется, и я вернусь обратно. А если галлюцинация — поговорю пять минут и, опять-таки, вернусь».

Мне понадобилось всего сорок три широких шага. Уже на полпути я заметил, что на человеке такой же комбинезон, как на мне, только вывернутый наизнанку, оранжевой стороной вверх. Перчаток нет, капюшона и маски — тоже. Человек обладал аккуратно подстриженной бородкой и усами, да и в целом являлся покойным доном Риверосом, моим отцом. А на снегу перед ним стояла загадочная конструкция из двух взаимопроникающих пластиковых бутылок.

Я остановился у самого костра и наблюдал, как отец осуществляет сложную манипуляцию с фольгой, бутылкой и зажигалкой. В результате его действий та бутылка, что поуже, наполнилась густым дымом. Папа убрал фольгу, приник к горлышку и залпом вдохнул все. Я заметил, что в нижней бутылке, той, что со срезанной верхушкой, поплескивает вода.

— Ах, сынок! — сиплым голосом начал отец, выпуская дым. — Ну что за радость — вновь видеть тебя!

— Мне тоже очень приятно. — Я сел на снег, по примеру отца. Приподнял, а потом и вовсе снял маску. Дышалось легко, а костер давал достаточно света.

Папа, глядя на меня, хмуро покачал головой.

— А ты все тот же, ничуть не изменился.

— С нашего последнего разговора едва три дня прошло.

— Мог бы всплакнуть и выразить сочувствие покойному отцу.

— Ты сидишь без маски у костра и дуешь план. Что ж, если угодно — соболезную.

Папа хитро улыбнулся и, погрозив мне пальцем (мол: «А, понял, ни слова больше!»), принялся «заряжать» свою конструкцию по-новой.

— Ну и как там, за гранью? — поинтересовался я.

— Спокойно, — откликнулся отец. — Тебе бы понравилось. Нет, правда. В фильмах и книгах обычно духи таинственно отмалчиваются, или изрекают философскую муть. Но я, честно говоря, просто сижу в небольшой комнатке с надписью на стене: «Who cares?»

— И мама там же?

— Нет. Но девок можно вызвать в любой момент. Или ты правда о матери волнуешься?

— Нет, — усмехнулся я. — О твоей репродуктивной функции.

Отец потянул вверх бутылку, и она наполнилась дымом оранжевого цвета, со сполохами молний.

— Вот это тяга! — прошептал он. — Никки, немедленно хапни эту банку.

— Спасибо, я…

— Никки, я — твой отец, и это — моя последняя воля. Тяни свою рожу сюда и хапани банку.

Наверное, я мог бы отказаться, надеть маску и просто уйти. Но за всю жизнь я ни разу не ослушался отца. Он убрал дырявую прогоревшую фольгу, и я, приникнув губами к горлышку, опустил голову, вдыхая дым.

— Держи! — крикнул отец, колотя себя по груди. — Надо держать! Ни капли мимо!

Легкие драло, голова кружилась, тошнота сводила с ума, и я выпустил дым наружу. Тут же начался кашель, слезы выступили.

— Знаешь, зачем я заставил тебя это сделать? — прозвучал голос отца.

— Нет, — просипел я.

— Чтобы ты понял: наркотики — это не ответ.

Я трижды сплюнул в снег, жалея, что нет смысла вызывать рвоту. Эта дрянь уже впитывалась в кровь через легкие.

— Вот спасибо! — простонал я. — А беседа о безопасном сексе будет?

— Непременно, в следующий раз.

— Тогда захвати с собой одну из тех девок.

— О, Николас! — Отец, судя по голосу, поморщился. — Они же все мертвые.

Я, наконец, справился со своим организмом. В голове все еще шумело, но я смог сесть и посмотреть в глаза отцу.

— А теперь серьезно. К чему этот цирк? Зачем ты пришел?

Отец улыбнулся.

— Who cares? — спросил он.

— Me.

— Really care?

— Говори уже по-русски, — попросил я. — Или хотя бы по-испански.

— Я хочу, чтобы ты ощутил разницу, — сказал папа. — Наркотик может скрасить мгновение. Скоро тебе станет легко и весело, и ты поймешь, о чем я. Но наркотик не заставляет тебя вставать утром с постели. И уж тем более не заставляет жить. Он просто искажает твое восприятие действительности и подавляет когнитивные способности…

— Папа, — перебил я. — Сегодня я употребил наркотик впервые в жизни. Ты что, издеваешься?

— Нет, сынок. Ты — наркоман со стажем.

Тут мне стало интересно, и я хихикнул. Без всякой связи.

— Для тебя каждый встречный человек — такая вот банка. — Отец ткнул пальцем в свое наркоманское устройство. — Ты жжешь человека до тех пор, пока не соберется достаточно дыма, вдыхаешь его и уходишь. Потому и мать перестала с тобой общаться. Мне она так и сказала: «Он выпил меня до дна». Сперва я подумал, что ты до семи лет сосал сиську, но потом до меня дошло.