Анна Гурова - Черный Клан

В одном из северных районов Петербурга, на набережной Невы, за чугунной оградой высотой в два человеческих роста, стоит величественное здание суперсекретного оборонного НИИ. Оно отделано розовым мрамором, пестрой яшмой и полированным черным гранитом, украшено помпезными портиками и циклопическими колоннами и в целом похоже на храм какого-то древнего и опасного божества. Окна, в которые мог бы влететь вертолет, закрыты решетками и наглухо зашторены, чтобы никакие натовские шпионы не смогли бы подглядеть, что мы там делаем. Вообще-то мы и сами не должны этого знать. Двадцать лет назад, рассказывала матушка, один отдел не знал, что проектирует другой, а конечная цель работы была ведома только Минатому.

Но сейчас все изменилось. Древнее божество давно мертво, наши оборонные секреты и даром никому не нужны. Финансируется институт ровно настолько, чтобы немногочисленные сотрудники не померли с голоду (а то было бы совсем неприлично). Если подойти к НИИ поближе, то видно, как осыпалась мраморная облицовка стен, а яшмовые капители словно кто-то погрыз, и стало окончательно ясно, что они из покрашенного под яшму кирпича. На стоянке одиноко чахнут «Жигули» престарелого главного инженера. Зато по соседству процветает новехонькая церковь, куда после работы бегают наши сотрудники — тетушки предпенсионного возраста, которые сидят в НИИ, потому что больше их никуда не берут. В общем, вы поняли, почему наш некогда могучий секретный институт на районе пренебрежительно называют «богадельней».

Иногда я представляю себя захудалым бароном, который благородно нищенствует в огромном, обветшалом замке, вместо того чтобы взять и заняться разведением племенных овец, грабежом на большой дороге или каким-нибудь еще средневековым бизнесом.

Особенно в такие моменты, как сейчас.

— Значит, комп просто взял и на ровном месте завис? — с сомнением спросила Ленка.

— Не просто, — сказал я. — И не завис, а выдал что-то странное. Как будто скринсейвер — по экрану все время ползет сверху вниз такое… как иероглифы… Во, очень похоже!

Я ткнул пальцем в темное окно, исчерченное извилистыми следами дождевых капель. Несколько человек в очереди на раздачу одновременно оглянулись посмотреть, куда я показываю. Не увидев в окне ничего интересного, разочарованно отвернулись к своим салатикам и компотам. В институтской столовке, несмотря на рабочее время, толкался народ. Впрочем, как всегда.

Ленка пожала плечами.

— Ничего странного не вижу. Скринсейвер и есть.

— Скринсейвер компьютер не подвешивает. Там, между прочим, ребята из техподдержки уже второй час сидят, матюгаются — ничего понять не могут. И вся работа за полдня псу под хвост, — уныло заключил я. — Проклятая рухлядь!

— Ну а что это тогда? — не без ехидства осведомилась Ленка. — Послание из параллельных миров?

— Уж скорее вирус словил…

— Вам разве Интернет еще не прикрыли? Нам уже отключили, а то все только и делают, что в социальных сетях сидят.

— Нам по работе надо.

— Знаю я вашу работу, — захихикала Ленка. — Захожу как-то в отдел — тетки чай пьют, болтают, красятся, один Леша сидит красный, сосредоточенный и дубасит по клавишам. Думаю — вот впахивает! Аж пар из ушей идет! Подхожу и вижу…

— Ну да, — пожал я плечами. — Играл с ребятами в «Квейк» по локалке. А что, кто-то против?

Ленка прищурилась и отпила глоток компота из могучего столовского граненого стакана.

— Вот не пойму я, что ты вообще тут делаешь второй год? Что ты, молодой, здоровый парень, забыл в этом доме престарелых инженеров?

Я задумчиво покосился на Ленкин стакан. Компот был казенный, водянистый, с вываренным склизким яблоком на дне. Точно таким же меня когда-то насильно поили в детском саду. И я пил — а куда было деваться?

— Ну… Допустим, мне нравится моя работа.

Прозвучало как-то неубедительно.

Ленка манерно приподняла бровь.

— Не понимаю. Как может нравиться работа, которая никому не нужна?

— Ну почему же никому. Натовцам нужна, — сказал я не очень уверенно. — Враг, типа, не дремлет, все такое.

— Глупости, — фыркнула Ленка. — На худой конец, если твоя «работа» и в самом деле нужна натовцам, так и поехал бы к ним. Получил бы грант…

— Нет уж, — сказал я гордо. — Так низко я еще не пал. Я патриот!

— Патриот, ой, не могу! Да ты просто лузер.

«Умолкни, женщина! — высокомерно сказал я (мысленно) и махнул рукой воображаемым слугам: — Как сюда пролезла эта холопка? Выкиньте ее за ворота!»

Конечно, я мог бы возразить ей: а сама-то? Что ты здесь сидишь? Почему не найдешь что-нибудь получше? Но я уже знал, что она мне ответит. «А кому я еще нужна с ребенком? С твоим, между прочим!»

Ленка работает в соседнем отделе, вместе с моей матушкой. Когда я был маленьким, в этом НИИ работали родители половины моих одноклассников. Но с Ленкой я тогда еще не познакомился. Это знаменательное событие произошло в позапрошлом году. Мы встречались с ней ровно полгода, после чего расстались. Точнее, она меня бросила, заявив, что наши жизненные ценности не совпадают. Подозреваю, на самом деле она решила, что я для нее недостаточно крут. Проблема была в том, что, избавившись от меня, Ленка вскоре обнаружила, что беременна. И теперь у нас с ней есть общая дочь двух лет от роду. Ленка считает, что этот факт дает ей полное право терроризировать меня, сколько ей вздумается. Друзья подкалывают меня, что я, не будучи ни разу женатым, огреб все минусы семейной жизни, как моральные, так и финансовые.

Я отвернулся и уставился в окно. За стеклом не было ничего, кроме моего отражения. На улице уже стемнело. Не зимняя кромешная тьма, а сумерки ранней весны — сыро, мрачно, неспокойно. Словно назревал какой-то природный катаклизм, то ли ливень, то ли снегопад, а скорее всего и то и другое одновременно.

Вот, опять снаружи темнота. Не потому, что рабочий день был таким длинным, а потому, что световой — коротким. Едва рассвело — уже стемнело.

Так и живу в вечном мраке. Ранние октябрьские сумерки в шорохе листопада… Ноябрьский бурый, бесснежный мрак, когда кажется, будто за окном — Нижний мир, в котором ни света, ни солнца, а только вечная тьма, а ты сам не заметил, как провалился в тартарары вместе с городом… Январское мелькание снежинок, когда по заиндевевшему стеклу пробегает дрожь, и снаружи доносится далекий, мертвенный вой ветра… И я ежусь, представляя, как после работы пойду через черные пустые дворы, а этот ветер, словно ниндзя, со свистом будет швырять мне в лицо колючие звездочки… Февральские оттепели, когда в окно свирепо лупит снежно-дождевая каша…