Алексей Рагорин - Ракетчики

— Это не совсем так, коллега. Данную информацию старались не афишировать. Но все, здесь присутствующие, имеют допуск. Поэтому с прискорбием скажу: полный крах. Мы не смогли уничтожить мишень. Лазер в космосе нормально не действует. Причина неизвестна. Над этим работают учёные.

— Как это — не действует?

— Вот так. Светит, но не греет. Шутка. Просто светит. Как фонарик. И всё. Нет того эффекта, который в воздухе позволяет ему резать металл.

— Почему?!

— Учёные работают над этим.

— Чёрт! Ладно. И как будем дальше жить? Что делать с русскими?

— Аналитический отдел рекомендует плотнее взять под контроль Россию и стравить с СССР.

— Другие решения есть?

— Есть, но они слабее, рискованнее и затратнее. Мы всегда таскали каштаны из огня чужими руками.

— Согласен. Что может быть лучше зрелища, когда славянин убивает славянина?

Лариса долго шла к этому дню. Воспоминания накатывались, как волны, заставляя душу млеть от счастья. Как же это началось? А! Корибут вызвал её «на ковёр».

— Лариса, ты отлично работала на своём месте. Но Лукошко не хочет терпеть моей мелочной опеки. И я его понимаю. Он сам — вожак стаи. А тут ты — око государево, каждый его чих подправляешь. И что ему особенно обидно — всегда права. Он мне только что сцену закатал: «Или я — или она». В принципе, тебя ставили ещё за старыми коммуняками смотреть. А Лукошко — наш человек. Если и будут погрешности — не принципиально. Возьмёт себе секретаршу, помощников и справится без тебя. Что ты молчишь?

— Я не знаю — что сказать. Куда меня теперь? В шахту? Впрочем, нет. Я слишком много знаю. Расстреляешь?

— С ума сошла? Не буду я тебя расстреливать. И на шахту не поедешь. Что за мысли? К Юревичу приставляю. Если и он через месяц ко мне прибежит жаловаться на твой ум — тогда, конечно, шахты. Последний шанс.

— Что, правда?

— Вот дура. Нет, конечно! Шучу. Но к Юревичу пойдёшь. Вникай в работу спецслужб, Толику в рот не смотри, он и сам в разведке — без году неделя.

— Но почему именно туда? Может, лучше к Рокотову? В технике и автоматизации я хоть что-то понимаю…

— Вот именно. Мне нужна полноценная команда, а не набор узких специалистов. Вы все, и ты в частности, должны пройти все круги власти, расширить кругозор, уметь работать на разных местах и видеть проблему со всех сторон, а не отстаивать ведомственные интересы. Недавно на нас было покушение, ты это знаешь. Наверняка будут ещё. Мы не железные. Могут и убить. А кто тогда подхватит знамя? А Рокотов от тебя не убежит. Чтобы вы все, мои сокурсники, не превратились в классических советских руководителей, которые сами ничего делать не умеют, я всех программистов отдаю на растерзание Рокотову на полставки и прочнистов — Моргунову. Конкретно вы, начинаете вести проект всеобщей компьютеризации, построения глобальной сети, системы всеобщего контроля.

— С сетью и компьютеризацией всё понятно. А что такое система всеобщего контроля?

— Это отдельная большая тема. Назначений и функций этой системы много. Для меня особо важен аспект начисления рейтинга, хотя и контроль общественного порядка — штука очень полезная. Будем нового человека воспитывать, как завещал великий Ленин.

— Прикалываешься?

— Почти. Что там Ленин завещал — дело десятое. Но человеков коммунисты не создали, одних людин.

— А в чём разница этих слов?

— Долго объяснять. Короче: мы будем не только воспитывать детей, но и перевоспитывать взрослых.

— Да? Шахтами?

— И это тоже. Это тоже элемент системы. Короче, идешь к Толику, докладываешься, приступаешь к работе. И старайся работать так, чтобы он не чувствовал себя идиотом в твоем присутствии. Добро?

— Так я ведь никогда…

— Знаю. Но им всем так кажется. Твоя деликатность делает только хуже. Одно дело, если человек отрыто противопоставляет своё мнение. Тогда можно плюнуть на проблему, перейти на личности, поругаться, снять комплекс. А разве с тобой можно поругаться?

— …

— То-то. Вот Лукошко и бесился. После Юревича — шахты. Что хошь делай, но Толика мне не ломай. У него и так с бабами проблемы. Даже женитьба не помогла. Я его к стенке припёр, заставил жениться. А он подошёл формально: нашёл себе симпатичную дурочку. Теперь всё равно ходит недовольный. Можно подумать, что я ограничил его в выборе.

Этот разговор и стал началом работы у Юревича. Учебники из закрытых фондов по разведке, контрразведке, вербовке. Месяца три ушло на предварительную теоретическую подготовку. А ещё Рокотов «запряг» по полной. Сначала Анатолий меня не замечал. Не радовался «оку государеву», но и не демонстрировал открытого недовольства. Постепенно втянулась в работу службы. Начала давать советы, разрабатывать планы, вносить поправки. Анатолий стал меня постепенно замечать. Впрочем, один раз мы сильно не сошлись во мнениях. Ругаться и настаивать я совершенно не умею. Но и в шахты ехать нет желания. Скорее всего, Корибут шутит. Но кто его знает… Пошла к нему и выразила особое мнение. После разборок, обсуждения, когда втроем выработали решение по теме вопроса, Корибут Анатолия отпустил, а меня оставил.

— Я тебе уже говорил один раз. Повторяю второй. Мне нужна команда и сотрудничество. А не высчитанные до микрона планы. И его вариант был не плох. И твой хорош. Как только план столкнётся с жизнью — даст трещину. Его план был надёжнее. Но это всё не важно. Не реви.

— Я не реву.

— Я сказал: не реви. На платок.

— Зачем ты на нас всех взвалил эту ношу? Мы ещё маленькие! Я не готова! Ты придираешься. По какому праву ты вертишь судьбами?!

Корибут положил мою голову себе на плечо, погладил по волосам. Это было совсем не эротично. Как отец — дочку. Задумалась: а ведь и не только нами, молодыми, вертит Корибут. Мне — двадцать четыре, ему — двадцать шесть. А ему безропотно подчиняются пятидесяти - шестидесятилетние матёрые вояки. Почему? Вроде бы и нет в нём ничего такого-эдакого, гипнотического; или харизмы запредельной. За всей этой круговертью ни разу так остро не приходило понимание противоречия. С детства у меня было редкое сочетание: сильные ум и интуиция. Все эти три года послереволюционного калейдоскопа интуиция твердо говорила: «Подчиняйся». И я подчинялась. Это был первый раз, когда нервы не выдержали.

— Я больше не буду, отпусти.

— Будешь. Надо дать тебе отпуск.

— Не надо, пойду работать.

— Сядь! Не такая уж ты и маленькая. Более того, замуж тебе пора давно.

— А мне есть когда, мужа искать? Уже три года двенадцатичасовой рабочий день. Иногда и ночь. Если ты говоришь о команде, то и вводи в курс, как члена команды… Почему мы спешим!? Почему ты провоцируешь войну?! Это тем, остальным людям, твои Вишневецкие голову морочат. А я вижу дела изнутри.