Алексей Рагорин - Ракетчики

В конце недели вывели из строя одного щипача и одного мужика. Кто-то из вертухаев перед строем начал зачитывать приказ по лагерю: «По итогам проверки из вашего взвода эти зэка имеют отрицательный баланс ценности. В соответствии с положением об использовании новых поступлений», — как о товаре каком, менты поганые, — «лица с отрицательным балансом ценности умертвляются немедленно и без мучений». Потом достал пистолет из кобуры и при нас расшмалял обоих. Наглухо! Хипеш поднялся — не описать. Однако старожилы всех успокоили: «Вам это не грозит, всех, кто не подошёл — уже выбраковали, успокойтесь, а то хуже будет!» «Остальные по списку зачислены на испытательный срок: один год. Вольно. Командир роты, ведите роту в постоянные корпуса», — вот такой простой дядька, как три копейки.

Поселение в постоянный корпус заняло не очень много времени. Похоже на студенческую общагу, только двухъярусные нары, вместо кроватей, и решетки везде. Затем пошли занятия. Как в школе, только предметы другие: лагерный режим, основы рейтинговой системы, основы родового строя, физкультура, основы обслуживания и первичного ремонта техники. Оценивание стопроцентное. Все должны получить оценку на каждом уроке. По теории идут самостоятельные работы, по физкультуре — проверки. Пара блатных закосить решили: западло. Взводный, Кирьянов, только хмыкнул: «Ну-ну».

На одной из перемен мы задали тот вопрос, что нас так мучил.

— За что их, а Серафимов?

— Как и сказал начлаг: за отрицательный баланс ценности. Если сказать простыми словами: стоимость их жизни меньше, чем затраты на содержание, лечение, приведение в нужную кондицию. Наверняка, оба были больны туберкулезом и другими трудноизлечимыми болячками. Скорее всего, закосили на тестах и контрольных. Может, просто сильно тупые. По-разному бывает. Единственно, что знаю точно: всё честно, Диктатор с рейтингами не мухлюет.

— Это как же стоимость нашей жизни определили? Шо за фигня?

— Легко. Все тесты проанализировала специальная программа на компьютере и всё подсчитала. Не буду морочить вам голову; просто старательно учите основы рейтинговой системы. Это очень важный урок, причём, больше, для вас самих. Тут без этого никуда.

— Во бля, а я чуть было не залетел на диктанте, хотел приколоться, написать матюгами то, что нам диктовали…

— Так, это выходит: зубы нам смотрели, как у лошадей раньше? Высчитывали: сколько мы стоим?

— Точно. Вы поменьше выделывайтесь. Уже в обед увидите.

— Шо увидим, Серафим?

— Да ничё, дождитесь, будет сюрприз. Не умрёте.

В обед в столовой мы увидели. Каждый совал в щель пластиковую карточку. Свою. Работник на раздаче глядел на экран и давал порции еды каждому. Они иногда различались. Верзиле насыпали реально больше, чем остальным. А вот блатнякам, что физру закосили — не дали огурца, вместо чая с хлебом налили воды. Кашу дали нормально. Те пытались возбухать, но Кирьянов объяснил, что это — за плохую учёбу. Огурцы, кстати, различались по размеру. Точнее, раздатчик их взвешивал! Сечёте? Он взвешивал при нас!

— Серафимов, а почему огурцы разные? — Разве вы не поняли? Это по итогам оценок за сегодня. За ужином будет похожая картина. Кашу насыпят по-любому, чтоб не сдох и не похудел, а всё вкусное нужно заработать.

— Ой, бля!..

— Шкет, ну-ка дай мне свой огурец.

— А вот этого я, как отделенный, не позволю. Не положено.

Коряга рыпнулся на Серафимова, но получил по морде лица.

— Да я тя, сука, на пику посажу, ночью не спи! Понял?!

— Ха-ха-ха! Ну-ну, пробуй. На будущее: учти, если вдруг у тебя это получится — тебя будет ждать месяц пыток перед смертью.

— Э, Серафим, шо за дела?! Какие пытки?

— Нормальные пытки. Тут лёгкой смерти почти не бывает. Даже самоубийство совершить могут не дать. А за некоторые дела положена долгая смерть. За убийство отделенного — месяц пыток, за взводного — сорок дней, за ротного — пятьдесят и так далее. Будут приводить в сознание, подлечивать, мучить столько, сколько выдержишь, за сердечком следят особо, чтоб не помер раньше срока. Палач за этим всем очень строго следит. Ведь если казненный умрёт раньше срока — понизят рейтинг палачу, а он — тоже человек.

Вроде, все всё поняли, однако это только показалось. Не все проявили осторожность. Коряга так и не понял, что он в другом мире с другими порядками. В старой зоне у него были «петухи», которых он привык использовать. Не собирался себе отказывать в удовольствии и тут. Вопрос: где взять «петуха»? Ха! Плёвое дело! Серафим ушёл куда-то. В их отделении был молодой пацан. Его перевели недавно с детской колонии в нашу зону. Коряга ещё в автобусе, когда везли в СССР, развёл его в карты «на просто так». А у зэков это серьёзно. Никто за дурака заступаться не будет. Проиграл — плати, сказал слово — отвечай. Проиграл свою задницу пацан — его проблемы. Минут за пять Коряга пацана «поставил на понятия» и уже собирался трахать. Пацан обречённо снял штаны, Коряга снял свои, куражился, «разогревался». Вдруг, в нашу комнату влетели, иначе не скажешь, Серафим, Кирьянов, ещё пара отделенных.

— Вы чё, придурки?! Какого х-х… вы стоите, хлебала раскрыли?! Теперь всех вжарят!

Серафим пару раз ударил Корягу, ловко взял на захват и повёл из комнаты. Почему я говорю «комната»? Дверь не запирается, значит не камера, да и вообще… Тут всё по-другому. Через пять минут Серафим вернулся. Злой, как чёрт.

— Серафим, а шо это было?

— Спать всем, завтра день будет не легче. Умаялся я с вами.

— А шо с Корягой, братан, скажи?

— Пока в карцер. Завтра начальство решит. Но хорошо не будет. Спите все!

На следующий день мы все очень усердно учили все предметы, особенно «Внутренний порядок в лагере». Стимулом была скорбная фигура Коряги. Его посадили на кол. Самым средневековым образом. Перед всем лагерем зачитали приговор, смазали кол маслом, два вертухая подхватили под руки и вжи-и-ик… Натянули, поставили кол вертикально, закрепили. И — Коряга уже орёт на колу. Серафим сказал, что это он ещё легко отделался: его за попытку гомосятины на холодный кол посадили. Если бы он успел, хоть на полшишечки всунуть — всё. Хана была б Коряге — на горячем сидел бы. А значит, кровотечения не было бы. Пару недель бы на колу умирал. А так — сегодня отмучается. Горячий кол состоит из металлического штыря и ТЭН-а, как в камине, внутри. Включил в 220 на пару минут, остановил внутренние кровотечения — и выключил. Всему взводу устроили «веселье» за то, что не вмешались в действия Коряги: ночные занятия. Серафим сказал, что это очень повезло: почти самое мягкое наказание.

Этот случай заставил российских зэков пересмотреть представления о жизни в зоне. Практически все решили посидеть тихо, осмотреться, выучить правила на совесть. Да и стимул едой работал. А чем больше узнавали — тем меньше хотелось выделываться. Через пару дней слегка добавила ужаса кремация Коряги. Непривычно как-то, для христианской традиции. На третий день перестали использовать клички. И очень старательно вытравливали феню. Если кто-то по привычке ошибался — тут же старался исправить. А если сказавший не замечал, не исправлял сам, то его поправлял собеседник. Вы спросите: «Почему? Почему ЗК стали вежливыми?» На третий день, на занятии по рейтинговой системе, мы узнали: за жаргон, феню, кликухи, слова иностранного происхождения нам снимают очки рейтинга. И если наш общий рейтинг понизится ниже цены жизни — умертвят. Как тех двоих, которых после тестов пристрелил начлаг. Хуже всего было то, что наш рейтинг нам ещё не объявили, занятия по рейтинговой системе только начались. А подсчёт уже ведётся! Нервы палило — жуть! Ляпнешь ещё одно не то слово, косяк упорешь лишний, тфу, нужно приучать себя даже думать по-русски, сделаешь запрещённый поступок. Во! И всё. Поэтому мы и исправляем слова: если вовремя исправиться — 80 % штрафа снимается.