Алексей Рагорин - Ракетчики

— И подготовка у них хорошая. Вполне качественно изображают испаноязычных американцев. Далеко не все — рамы под два метра ростом. Как их выделять из толпы?

— Если по тем признакам, что ты назвал, то треть Штатов подходит. А отличие у них есть одно, но нам не поможет: они великолепно стреляют.

— Да… За последние два года на полицейском квартале кладбища много свежих могил добавилось…

Работали по одному типу. Он у нас, в старом СССР, занимался боевыми вирусами. После первой смены Олегу дали следующую звёздочку и отправили командиром группы. От клиента разведка поручила вызнать: сдал ли он им разработки по свиному гриппу или нет. Клиент попался упрямый, не заговорил сразу. Олег не стал изобретать велосипед: разыграл приём: «хороший-плохой следователи». Но в усиленном исполнении. Ликвидаторы не связаны процедурами, протоколами, им не нужно бояться оставить следы побоев и отчёта в прокуратуре. Литвин разыграл садиста.

— Ты, тварюка, имеешь только два выхода, понял? Вернуть народу, который ты предал, часть вреда, рассказать то, о чём наши разведчики хотят знать. И умереть спокойно, быстро. И второй: умереть в муках, и всё равно рассказать. Понял?

— И какой же мне интерес вам облегчать работу? И где логика в твоих словах, гой?

— Ага, «гой» говоришь?

Олег насторожился. Он не был гением, не был и умником, как Витёк Кобзев. Но их хорошо, обстоятельно учили. Эта учёба была Олегу интересна, и он её усвоил. Что не так? Еврейчик не раскололся ни от первого нажима, ни от второго. Не обращал внимания на устрашающие жесты, подзатыльники, тычки, грубое обращение и блатной базар. А сейчас он применил психологический приём. Ну-ка, проверим. Олег подошёл к связанной жертве близко, сел на корточки на расстоянии метра и посмотрел в глаза.

— Хррр, тфу!

Что и требовалось доказать. Розенфельд плюнул в лицо. Попытался, ибо Литвин был готов. А подставился, чтобы практикой проверить гипотезу. Их учили основам психологии в Ливерпуле. Кратко, схематично, не так, как разведчиков, но учили. Ему попался крепкий орешек. И умный. Человек с волей, воин, хоть и биолог, биолог, но не «ботаник». Разведка Олегу доложила, что здесь, в Штатах, Розенфельд ходил на таеквондо. Это ему совершенно не помогло при захвате, но характеризовало личность. Трюк с «гоем» и проверка плевком служили одной цели: попытаться умереть быстро, так сказать, выманить лёгкую смерть. Если бы на месте группы Литвина были ребята из управления «Б», то трюк, вполне возможно, сработал бы. Олег выщелкнул нож и стал водить по разным частям тела Розенфельда, слегка тыкая то там, то сям, вроде как играя. Эти действия имели целью выяснить болевой порог жертвы и уровень страха. Тычки и слабое расширение зрачков показали высокий болевой порог. Разложенные на сервировочном столике «инструменты стоматолога» показали низкий уровень боязни. Впрочем, этому Олег не удивился. Биолог, как-никак. Лягушек резал, тараканов разглядывал, с инструментами знаком. Так просто не запугать. Идём дальше по «Наставлению по допросам». Привели жену Розенфельда. Литвин поручил насиловать по очереди всей группе.

— Можете без резинок, он — лепила, думаю, что она чистая.

Сам Олег, якобы развлекаясь баром, дорогим виски, следил со стороны за допрашиваемым. Плохо дело. Ни слезинки, желваки на скулах не ходят. НЕ ходят. Это значит, что, в данном случае, дело придётся иметь не с волей, а с равнодушием. Не любил гад, жену свою. Сношал — это да, но не любил. Ему не будет больно, что бы мы с ней не сделали.

— Горилла, подведи бабу сюда, к нему поближе. Мне тоже стоит разрядиться. Давно уже никого не было.

Литвин насиловал женщину и без вызова, спокойно, почти отстранённо, смотрел в глаза Розенфельду. Получил разрядку, одел штаны.

— Умный у нас Диктатор, издал официальное постановление: для групп «Д», «Л», «Р» и «Б», изнасилования на территории врага и в процессе работы, не считаются прелюбодеянием.

Это было сказано равнодушным тоном. Кажется, Розенфельд начал понимать. Литвин отодрал скотч со рта женщины, набил туда её же трусики, заклеил заново. И начал грязную, но необходимую процедуру. Медленно, не торопясь, пальчик за пальчиком, делая перерывы, чтобы жертва отдохнула, чтобы в паузу поднялся уровень адреналина в крови, он начал резать. Резал жену Розенфельда на кусочки и тянул довольную лыбу. Та кричала, но рот был надёжно заклеен. Олега хорошо обучили анатомии: крови — мало, боли — много. Биолог это тоже понимал. Через час издевательств, Литвин равнодушно всадил нож в сердце женщины.

— Даю последний шанс. Если ты сейчас не раскалываешься по-хорошему, мы тебя увезём в ковре на ферму. Там спешить некуда. За то, что мне пришлось мучить эту бабу, я тебя буду резать неделю. Может даже больше. Пока мы будем работать в этом городе. У нас есть ещё цели. Я буду использовать китайские, японские, зэковские штучки. Устрою переэкзаменовку по длинным допросам всей своей группе. Ты будешь испытывать боль даже тогда, когда всё расскажешь. Мне это будет по-барабану. Ты сорвёшь голос и будешь не кричать, а хрипеть. Когда твое тело превратится в комок мяса, я буду останавливать кровь и колоть тебе лошадиную дозу какого-нибудь бицелина. И продолжать. Под рукой у меня будет обезболивающее, чтоб ты не сдох от сердца. Понял?!

Да, Розенфельд понял. Он понял, что перед ним — крепкие профессионалы своего дела. Они не дадут «спрыгнуть». Он был бездушным человеком, обычным рационалистом и потребителем. Жену завести было удобно — он её завёл. Не нужно тратиться на проституток и рисковать подхватить «интересную» болячку. Не нужно шататься по барам, в поисках случая, хотя тут, в Америке, найти в баре пару на ночь не сложно. По дому японочка неплохо «шуршала». Он везде действовал рационально и искал удобства.

Стало неуютно в России, предложили поработать в израильской клинике — почему бы и нет? Но в Израиле стреляли! Палестинцы запускали ракеты, взрывали автобусы и дискотеки. Там нужно служить в армии. А Изя «откосил» в СССР, России. И возраст ещё не вышел… А его светлая голова — сверхценность, особенно для него. Да и жарко там, некомфортно. Эта земля тоже не стала обетованной.

Перебрался в США. Предложили поработать по прежней, военной теме. А что тут такого? Гои — не его народ, их — не жалко. Хотя он, его родители, его деды, родились в РСФСР, но он не считал себя чем-то обязанным. Хотя кончил институт в 89-м и явно не отдал долги стране, в которой родился, но которую не называл родиной даже во сне. Но сейчас он понял: боевик не шутит. Или — или. Он не сломался духовно, ещё был цел физически. Но холодным умом просчитал варианты. Выгоднее — рассказать всё. Нет смысла продлевать жизнь так, как описал русский. Розенфельд был биологом, но учился хорошо, в психофизиологических реакциях человеческих организмов он разбирался. То, как равнодушно поимел его жену главарь, его холодные глаза, когда мучил ее, как по-деловому добил, каким тоном описал его, Розенфельда, будущее, не оставляли и тени сомнений: так всё и будет. Не факт, что удастся отомстить молчанием. Тот, кто может продержаться два часа, может сломаться на третий. Даже если — день. Смысл — мучиться?