Таис Сотер - Последний Тёмный

«Тьма — это мощь первозданного начала».

«Тьма — покой изначальный и конечный, то, что было до материи, и будет после неё».

«Тьма — сила, которую нельзя подчинить, но подчинение которой делает мага поистине великим».

«Тьма — не магия, а лишь порок человеческой души, но порок столь сильный, что способен влиять на реальность одной лишь силой своего желания».

— Бла-бла-бла… бесполезно, — пробормотал маг, раздражённо захлопывая очередной фолиант.

Лишь одно описание по-настоящему зацепило Лукреция. В книге не было туманных и романтичных рассуждений о тёмном искусстве, она лишь рассказывала о безымянной богине и о том, кто ей служит. Судя по архаичному, но вполне понятному слогу, книге было не менее трёх, но не более пяти веков. Тот самый период, когда Церковь Иеронима активно вытесняла еретические учения о Иерониме, не говоря уже о языческих представлениях о богах и богинях. И всё же, эта книга сумела сохраниться до настоящего времени.

«Ваши божества лишь забирают, отдавая взамен только пустое обещание вечной жизни. Ваши святые жонглируют чудесами, наказывая одних, и щедро одаривая других. Но та, что скрыта, ни о чём не просит, и ничего не обещает. Она лишь присутствует: в ночи за порогом, за закрытыми веками, на самом дне вашей души. Везде, где есть тьма. Большинство даже не почувствует её присутствия. Другие смогут ощутить тепло её дыхания на своей коже. И лишь единицы смогут встретиться с ней взглядом и принять её. Все одиноки во тьме, но только не те, кого она признала своими».

Лукреций перечитывал эти строки раз за разом, и всё больше его наполняло ощущение узнавания. В детстве, когда он лежал в постели… разве он не чувствовал порой чьё-то присутствие рядом? И в пустой комнате, он ощущал, знал, что не один… Иногда казалось, что обернись резко — и вот оно, то, что он не может увидеть, стоит за его спиной, на расстоянии вытянутой руки, а то и ближе.

Но он стал старше… и так никого и не нашёл. Во тьме не таились чудовища, но и тайн в ней не было. Лишь пустота и разочарование.

Движимый наитием, Лукреций загасил лампу, оставшись в полной темноте. Было слышно лишь его неровное дыхание. Маг закрыл глаза и лёг на пол, раскинув руки и закрыв глаза. Каменный пол обжигал холодом через рубашку, но эта боль была терпимой, гораздо тяжелее было вынести ощущение беспомощности, которое его обуяло. Я один, в темноте. Под землёй. Почти мёртвый.

То ли от холода, то ли от внезапно нахлынувших эмоций тело начала сотрясать мелкая дрожь, но Лукреций заставил остаться себя в неподвижности, и вскоре дрожь прошла. А затем он почувствовал , что она здесь. Всегда была здесь, только он не хотел замечать.

Как будто кто-то заключил юношу в тёплые объятия, и прижался своими губами к губам Луки, забирая его дыхание, пробуя его на вкус… Я вернулся домой и встретил тебя. Ты ждала меня?

ВСЕГДА.

Удар по лицу был ошеломляющ. Лукреций резко сел, жадно заглатывая воздух и панически шаря в темноте глазами, вспоминая все заклинания защиты, которые он когда-либо учил. Он всё ещё ничего не видел, но чувства подсказывали, что обидчик совсем рядом.

— Кто здесь?

— Жив таки, глупый мальчишка!

Голос звучал до противного знакомым. Чертыхаясь, Лукреций нашарил лампу рядом с собой и зажёг её, чтобы встретиться с глуповатым взглядом пуговичных глаз. Магистр. Тобиас Гохр в последнее время был необыкновенно вял, отсиживаясь за книжными полками и просыпаясь лишь только тогда, когда пора было «подкрепиться» кровью Луки. А тут на тебе, проснулся, да и ещё полон злости.

— Чем вы меня так? — хрипло спросил юный маг, потирая лицо. Нос, кажется, пострадал больше всего, едва не скособочившись на бок.

— Знаниями, — красноречиво махнул рукой магистр Гохр на валяющиеся рядом книги. Все они стояли раньше на верхних полках, а теперь в живописном беспорядке валялись вокруг Лукреция. Получается, кукла забралась наверх и просто скидывала книги вниз, пока одна из них просто его не задела.

— Если бы вы мне что-нибудь сломали, то лишились бы своих тряпичных ручек, магистр.

— Эй, хватит мне угрожать! Я же о твоей жизни беспокоился, — возмутилась кукла.

Лука вскинул брови, выражая своё недоумение.

— С чего бы?

— Ну не знаю. Может быть с того, что ты тут решил тихо помереть, прихватив меня с собою? — огрызнулся Гохр. — Моя жизнь связана с твоей, если ты не забыл, поэтому когда ты перестал дышать, я это более чем хорошо почувствовал.

А ведь Лука действительно чувствовал необыкновенную слабость, да и в груди саднило. Надо же, чуть не умер. Но… то ощущение того стоило. Её присутствие, её дыхание.

— Вы кого-нибудь видели рядом со мной? — нетерпеливо спросил Лукреций магистра. Тот сидел сейчас рядом с магом и озабоченно разглядывал разошедшийся шов, соединяющий руку и туловище.

— Здесь же хоть глаз выколи. Я бил на ощупь. Как думаешь, может использовать суровую нитку? Будет конечно не так красиво, как шёлковыми, но зато вата перестанет лезть…

— Да без разницы, — отмахнулся Горгенштейн. — Так видели?

— Ничего я не видел!

— Может быть, слышали или чувствовали?

— Не-а. А что, тут кто-то ещё был?

Магистр встревоженно завертел головой. Лука разочарованно откинулся назад, глядя на куклу с плохо скрываемым презрением.

— Магистр, — насмешливо сказал Горгенштейн. — Великий тёмный маг, обманувший инквизицию и смерть. Вы даже никогда не чувствовали её?

— Кого — её?

— Ту, что живёт во тьме. Богиню.

В голосе Лукреция слышалась необыкновенная мечтательность.

— Чтобы про меня не говорили, я всегда был иеронимцем, а никаким не язычником, и выдуманным божкам не поклонялся. А ты сам, случаем, с сектантами не связался? — встревоженно спросил Тобиас Гохр, немного пятясь назад. Спятил мальчишка, как есть спятил.

Лукреций фыркнул:

— Скажи, сколько тёмных заклинаний вы знаете на самом деле?

— Бесчисленное множество. Но ты, мой юный ученик, к сожалению, пока не готов к большинству из них. Нужны годы практики, медитаций…

— Врёте, — безжалостно оборвал его Лука. — Хорошо, спрошу по-другому. То заклинание, которое вернуло вас к жизни — как вы его изучили? Его нет ни в одной из книг в твоей библиотеке. Вообще ничего подобного по мощи и сложности.

— Мой наставник научил меня всему…

— Вы говорили о себе как о гениальном самоучке.

— Дурацкая ватная голова, ничего не помнит! — пробормотал Гохр, досадливо сжимая тряпичные кулачки. — Ну чего ты ко мне пристал?! Подсмотрел я это заклинание. В одном месте, в котором ты, поверь, никогда не захочешь оказаться.

Горгенштейн, находившийся в дымке эйфории после произошедшего, резко собрался. До этого он слишком был беспечен, позволяя Гохру водить себя за нос и игнорируя нестыковки в его словах. Что ж, настало время выжать из магистра всю необходимую информацию. Любым путём.