Юрий Мерлянов - Хроники императора. Начало пути (СИ)

Дальше пошла сплошная мозаика моментов. Чужак, в последний момент отскакивающий в сторону и умудряющийся пнуть крайнюю хищницу, опрокидывая ее на товарку. Успеваю сделать три шага. Вот он уже над ними и вминает колено в шею одной со стороны спины, удерживая за лапу, слышится хруст, а вторая получает по морде, больно получает, и отпрыгивает, визжа. Я уже на полпути. Быстро оклемавшаяся гадина в прыжке пытается достать противника, но тот, чудом извернувшись, впечатывает кулак ей в бок и та, недовольно рыча, приземляется на все четыре, спиной ко мне. Делаю еще шаг и прыгаю вперед, хватаюсь левой рукой за шкуру под челюстью и начинаю со всей дури молотить камнем по черепушке, не прицельно, лишь бы попасть, замахи не большие, мне важно другое. Тварь орет, башка начинает вминаться, катаемся по земле, кровь хлыщет уже не только из меня, а я, как заведенный, прижался щекой чуть выше передней левой лапы, ногами обхватил под брюхом, левой со всей мочи тяну на себя шкуру под челюстью, а правой как молотком - бью, бью, бью. Бью, катаясь с ней по земле, бью обливаясь своей и ее кровью, бью, уже почти не чувствуя пальцев, держащих камень, бью...

Чья-то рука перехватывает мою, а я рефлекторно пытаюсь ударить камнем еще хотя бы раз, рука дергается, но схвативший меня нечеловечески силен, ладонь как тиски, и пару раз дернувшись, замираю. Вдох, выдох, вдох, выдох. Все еще лежу в обнимку с тварью, до судорог сводя ноги, все еще напряженно сжимаю камень. Надо мной стоит незнакомец и что-то говорит, но я не слышу, вернее, не слушаю, я буквально сросся с гадиной, ее шерсть забилась в нос, ухо, во рту непонятно чья кровь, моя ли, ее, без разницы, в висках бьет набатом, а глаза уставились прямо перед собой. В растекающуюся лужу крови под нами, какая же она красная. А ведь там и моя. Мы с тобой одной крови, тварь. Слабость и тошнота. Что-то хреново мне. Черт. Проваливаюсь в забытье.

Тихие шаги. Негромкое перестукивание.

- Савва ли таэ, во ран.

Речь, незнакомый язык. И к кому обращаются? Стоп! Я жив. Ноги-руки, вроде, все на месте, только тупая пульсирующая боль выше левого локтя и легкое покалывание во всем теле. Странно, мне ведь чуть не отгрызли руку, да и башка должна раскалываться, разве нет? Мысли ложились четко, ясно, никакой заторможенности.

Открываю глаза и... встречаюсь взглядом с другими. Чужое лицо, не молодое, явно принадлежащее мужчине, с признаками старения, нависло прямо надо мной. Попытка улыбнуться со стороны незнакомца, больше похожая на оскал, была встречена мною все так же - тупо пялился без какой-либо мимики на лице. Чужак отстранился, пробурчав что-то себе под нос, и отошел в сторону. Теперь могу рассмотреть его лучше: невысокий, примерно метр семьдесят, плотного телосложения, длинные темные волосы заплетены в косу, одет в какие-то темно-коричневые лохмотья, язык не поворачивается назвать это одеждой, мешок с дырками для рук и головы. Штаны так же невозможно отнести к последнему писку моды, в общем - бомж, хоть и ухоженный. Мда, я ведь и сам теперь бомж, а у этого, хоть какое никакое пристанище, но есть. Кстати, походу, обычная пещера, кое-как обставленная неброской деревянной мебелью и утварью. Что-то похожее на стол, нечто напоминающее стул, очень дальний предок тумбы, по совместительству выполняющий роль рабочего места, именно около него незнакомец что-то усиленно перетирает в глиняной ступке, лежак подо мной и куча глиняных и деревянных предметов домашнего обихода, вот и все, что заметил с первого раза. Не густо живем, товарищ-спаситель, а ведь именно ты меня спас, не так ли? Кстати, на мне одни трусы, и шмоток своих я поблизости не наблюдаю, ладно, разберемся...

- Спасибо, - жду реакции.

- Харрум ва су, - незнакомец обернулся, продолжая что-то перемешивать в ступке, бросил взгляд в сторону выхода и не спеша, продолжая работать, подошел к изголовью. Сухая жилистая рука легла на лоб, жесткая, но без мозолей ладонь словно срослась со мной, вжавшись непозволительно сильно. Удовлетворенно буркнув и поставив ступку на пол, чужак начал неторопливо разматывать на моей руке бинт.

Мать честная! Цензура, цензура! Бинт был коричневый, с короткой шерстью, а его верхняя часть ходила волнами, будто скрывая ползающих под ним червей или чего похуже. Сразу же стало мерзко, захотелось поскорее избавиться от этой гадости, но руки незнакомца работали не спеша, аккуратно разматывая слой за слоем. Дальше - хуже. Это оказался червь, пиявка или как еще это можно обозвать. Примерно семидесяти сантиметров длиной и шести в ширину, плоское и мягкое нечто, покрытое коричневой шерстью и слизистое с нижней стороны, оно подрагивало и сокращалось, порождая те самые волны, но незнакомец так трепетно и осторожно держал это в своих руках, что будет разумным, как я решил, ничем не выдавать своего омерзения. Более того, освободившаяся рука начала заметно ныть. Отнеся червя куда-то в угол, он вернулся, взял ступку и, зачерпнув оттуда ладонью вязкую зеленоватую массу, стал размазывать ее выше локтя, покрывая слой за слоем пострадавший участок. Приятная прохлада тут же частично заглушила ноющую, тупую боль. Более того, с удивлением обнаружил уже заживающую, с частично затянувшимися краями ран поверхность, отмеченную только восемью симметричными проколами зубов твари. Сколько же я провалялся? Показав поднять руку, незнакомец повторил процедуру и с другой стороны. Мазь совсем не пахла, но приносила ощущения прохлады и легкого покалывания, что было даже приятно. Так же покалывали ноги, бок, шея, вторая рука - видно, досталось мне изрядно, и я теперь весь вымазан, и похож на темно-зеленого кузнечика. Почему-то это сравнение развеселило, вызвав улыбку. Чужак, заметив это, лишь кивнул и вернулся в угол - мне сразу стало не смешно. Подрагивающий, обильно пускающий слизь червь был вновь намерен устроиться на прежнем месте. Следя за каждым витком, скрывающим пострадавший участок, ощутил внезапную радость и скорое утоление голода, ожидание сытости, а следом отдых и покой. Чувство прошло так же внезапно, как и появилось, а червь уже вовсю шел волнами, усиливая покалывание и разгоняя его по руке.

Отошедший незнакомец вернулся с деревянной пиалой и такой же деревянной ложкой, подтянул ногой стул, сел, наши взгляды пересеклись, и ложка начала свое движение к моим губам. Ну что же, будем есть, в животе вдруг заурчало, напомнив тем самым о давно прошедших сроках питания. Приподняв голову и открыв рот, обхватил губами деревяшку и... порция кисло-острого варева просто взорвала рот! От неожиданности сглотнул, глаза тут же стали вылезать из орбит, лицо скривилось, мимика стала отбивать чечетку, чувства были непередаваемые. С немым укором и выступившими слезами вперился в лицо незнакомца, продолжая хватать воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Мужик удивленно моргнул, зачерпнул ложкой еще одну порцию и отправил себе в рот... что бы сразу же выплюнуть и начать дико откашливаться, согнувшись в три погибели. Мать честная, чем же он меня хотел накормить, если сам не рассчитывал на такой вкус. Пиала немедленно отправилась на стол, а неудавшийся повар мигом схватил какой-то бурдюк и, дико вращая глазами, начал жадно пить, кадык просто ходуном ходил. Потом, видно, вспомнив о своей жертве, подошел и дал напиться мне, немного полегчало. Ну, ты и кулинар, мужик, вижу, сам не ожидал, эвон как перекосило беднягу. Губы непроизвольно растянулись в улыбке, комичность ситуации разрушила плотину настороженности и выдавила легкий смешок из груди. Через мгновение смеялся и чужак, раскаты двух ржущих глоток просто грохотали под сводами пещеры. Бедняга, у него даже слезы на глаза навернулись, мне он определенно начинал нравиться. И сразу же серые краски обрели новые тона, как будто кто-то включил цвет, все стало четким, ясным, красочным, ушла куда-то грызущая потихоньку изнутри безнадежность последних дней. Я жив, вопреки всему, и я буду жить, чего бы это мне ни стоило.