Алексей Суконкин - Десятый порядок. Вирмоны (СИ)

- Откуда известно? – недоверчиво спросил Паша.

- Звонил кому надо, пока связь работала, - ответил ему Рома и продолжил: - Завтра к вечеру помощь будет уже здесь. Но эту ночь мы будем стоять своими силами. Нет, конечно, вы все можете закрыться в своих домах, и не показывать оттуда своего носа, и тогда ваш враг благополучно пройдёт через село и уйдет в море, или их заберут на аэродроме…

Рома внимательно посмотрел каждому в глаза, и с сожалением увидел, что многие вдруг одобрительно загудели, принимая такую форму поведения в предстоящую ночь, но тут вдруг встал Паша:

- И упустим их от справедливого гнева? Так получается? У каждого из вас погибли родственники, а у кого-то дети! Вижу – все хотят мести, но лучше отсидеться – моя хата с краю, и я ничего не знаю! Так?

Он осмотрел своих односельчан. Теперь они прятали свои глаза.

- Я не понял? Труса здесь празднуем, мужики?

- Да какого труса, - отмахнулся какой-то коренастый мужичок. – Сложно всё, непонятно, страшно…

- Завелся как-то в доме кот, - сказала Паша. – Мышей ловил, хорошо жил. Но мышам это не нравилось. Собрались они, значит, да решили повесить коту колокольчик. Чтоб, значит, знать, где он, и заслышав, вовремя убегать. Решение-то они приняли, да вот желающих сделать это – не нашлось. Так кот их и съел всех.

- Хорошая сказка, - сказал Вася. – Прямо про нас…

- Да мы готовы, - сказал кто-то из мужиков. – Просто сами поймите – ведь помощь идёт. Вот и не хочется в последний день войны свою голову под пули подставлять.

- Мой дед, - сказал Рома, - в последние дни войны брал Берлин. Там он был дважды ранен и мог уклониться от дальнейшего участия в боях, но он этого не сделал! Ведь знал, что война вот-вот закончится, и зачем лишний раз рисковать собой! Почему он пошел до конца? Может быть, потому, что хорошо помнил о том, как зверствовал враг на его родной земле? Может быть потому, что своими руками хотел поставить точку в той жестокой войне? Я уверен – ваши отцы и деды поступили точно так же. А сейчас мы тут рассуждаем – готовы мы или не готовы…

Эля увидела, как люди стали увереннее смотреть на него, заговорили между собой и закивали головами.

- Ладно, - сказал кто-то. – Говорите, что нужно делать! Семи смертям не бывать, а одной не миновать.

Рома снова ткнул пальцем в карту:

- Вот возможные места прорыва к аэродрому и пирсу. Нужно позаботиться о том, чтобы наши главные силы были сосредоточены на наиболее опасных участках. Кто из вас служил в армии?

- Ну, я, - ответил высокий парень, у которого из-под камуфляжной куртки виднелась тельняшка. – Сержант морской пехоты Федор Рябцев! – представился он.

- Воевал?

- Нет, но полный курс боевой подготовки я прошел, командовать отделением могу. За последние две недели здесь уже всякого повидал…

- Значит, смотри, сержант… - Рома развернулся и протянул руку, указывая направление: - Главное – это дорога. Как я понимаю, в основном в деревню они заходили всегда по ней…

- Да, - кивнул Федор.

- Там нужно будет выставить дозор, из двух человек, за ними будет прикрытие – человек пять. Люди должны будут всю ночь сидеть там максимально скрытно – не разговаривать, не курить и уж тем более не бухать! На той стороне подготовленные профессионалы, вон, ваш снайпер их видел, если они вас обнаружат раньше времени – перебьют всех за минуту. Но если все будет наоборот, и вы подпустите их на близкое расстояние, то ваши дробовики окажутся сильнее их автоматов!

- Сделаем, - кивнул морпех.

- Был бы ты мой подчиненный, я бы сказал тебе, что ты отвечаешь за свой участок головой, - сказал Рома. – Но это не так, и поэтому я просто прошу тебя помнить, что за тобой деревня, где живут твои близкие и родные!

Рома нашел глазами Пашу:

- Второе – дозор, который сидит у нас на вышке, сегодня ночью надо будет снять. Враг о них знает, и поэтому или обойдет, или уничтожит издалека. Вместо них надо будет посадить муляжи.

- Отличная идея, - усмехнулся Паша. – Будут муляжи!

- Еще одну засаду ставим на дороге за рыбозаводом, что идет вдоль побережья. Там все точно так же – дозор, за ним боевое охранение! Не курить, не пить, не разговаривать! Успех наших действий – только в скрытности! Иначе они нас одолеют! Кроме того, формируем две резервные группы, каждая на двух джипах! Группы находятся в готовности выехать туда, где обозначится прорыв. У меня всё, теперь поговорим подробно…

Рома и Эля сидели на бревне на берегу моря. Неподалеку от них по устью реки прогуливался какой-то мужичок в болотных сапогах, проверяя поставленные сети. Время от времени он бросал на берег рыбу и шел дальше. Война войной, а пропитание себе собирать было нужно, и поэтому тут как не крути – оторвавшись от оборонительных забот, мужчина добывал пищу.

Появилась первая звезда – предвестник наступающих сумерек. Туч не было, и поэтому было ясно – их ждет светлая ночь. Как она пройдет – одному богу было известно, и никто в деревне не загадывал наперед, так как каждый уже понял – вся надежда на жизнь зависит только от самих себя.

Всё окончание светового дня Рома проносился с Пашей, расставляя людей по местам, тренируя их действиям из засад и заставляя выучить сигналы скрытого управления – светом фонаря, криком чайки, стуком по дереву. На наиболее опасных участках Рома установил растяжки своих сигнальных мин, в надежде, что они сработают под ногами оккупантов. Поужинав у Паши дома, Рома и Эля решили на часик уединиться на берегу моря.

- Знаешь, - сказал Рома. – Иногда мне кажется, что море даёт мне силы. Я могу часами неподвижно сидеть, и слушать прибой, разглядывать волны, смотреть, как оседает песок, после того, как с него сойдет волна. Сижу, порой, смотрю в эту серую массу, и мне кажется, что море – живое. Если это отрицать, то многие вещи, которые вытворяет океан, не поддаются объяснениям, но как только ты на миг представишь, что это – живое существо, тогда всё становится на свои места. И ты понимаешь, насколько же мы ничтожны, перед этой огромной сущностью, которая накрыла собой всю поверхность планеты. Мы вот ходим по земле, иногда поражаемся её просторам, а ведь на земном шаре нет ничего более просторного, чем океан! Помню, были мы в море на небольшом корабле, шли к Гуаму, по делам, и вот ночью я вышел на верхнюю палубу – полюбоваться звездами и океаном. Стою, кораблик наш качает, а вокруг меня, куда ни глянь – только вода. Внизу дизель тарахтит, из иллюминаторов голоса слышны, и вдруг мне как-то так тоскливо стало – я вдруг понял: под нами морская бездна в десять километров глубиной, над нами открытый космос, уходящий в бесконечность, по сторонам миль на тридцать тоже никого нет, и только мы – небольшая железная скорлупка, наполненная сотней человеческих жизней – идём по этому огромному существу – вспарывая его винтом и разрезая своим форштевнем. Я вдруг поставил себя на место океана, и на его месте мне вдруг стало невыносимо больно! Наш дизель крутит винт, а винт, в кавитационном угаре беспощадно рвёт океан! Этот винт для него противоестественен – ведь его не было при зарождении этого исполина – четыре миллиарда лет назад. Он приемлет только нежную ласку, ту, что даёт ему плывущая рыба, или дельфин, или кит. То есть обтекаемое тело и ламинарный поток – никаких заусенцев, стальных винтов и жесткой кавитации - совершенно никакой боли. И я понял – ведь наши жизни в Его руках. Захочет – поднимет волну, которая опрокинет кораблик, и убьёт всех нас, а сжалится над нами – так мы вернемся домой невредимыми. И задался я вопросом – а как лично ко мне он относится? И вдруг понял – он меня любит. Как и любого другого человека, животное или птицу. Ведь океан – жизнь. И эта жизнь дала жизнь другим – тем, которые выбрались на берег, и освоили сушу и воздух. Если я к нему с любовью, и без винтов, то и он ко мне с радостью и нежностью. Если я к нему на «Сирене», да с ядерной миной, то и он будет бить меня, противодействовать, мешать мне и всячески пытаться утопить – вернуть, так сказать, в своё лоно. Туда, откуда мы все вышли когда-то, миллион лет назад. Поэтому я для себя решил – с ним надо дружить, его надо любить. А еще им можно восторгаться – для того, чтобы в твоей душе наступало равновесие – ровно такое, какое демонстрирует океан во время штиля.