дада дада - Коренной перелом

Хотя стоит отметить, что в нашей истории та же 6-я армия немцев, зимой окруженная в районе Сталинграда, продержалась в блокаде почти семьдесят дней. Правда, в нашей истории под Сталинградом у Паулюса был воздушный мост, по которому за два месяца окруженным было доставлено около шести тысяч тонн грузов - при том, что потребность составляла около пятидесяти тысяч тонн.

В этой версии истории с воздушным мостом у люфтваффе сразу не задалось. Войск в котле оказалось больше. Транспортных же самолетов из-за повышенных потерь во время зимнее-весенней кампании у люфтваффе было меньше. А так как требовалось пролетать через район дислокации авиакорпуса ОСНАЗ, то немецким летчикам практически сразу же пришлось перейти к полетами только в темное время суток, а ночи летом короткие. В районе Сумы-Полтава была развернута испытанная во время оборонительной фазы сражения система управления операциями в воздухе, позволившая поднять результативность ночных перехватов. Свой эффект внесла и луна, с тринадцатого июля находившаяся в растущей фазе. Каждую ночь условия для немецких транспортников ухудшались, а для советских истребителей, соответственно, улучшались. И вот теперь, в момент наступившего полнолуния, через заслоны советских истребителей к Харькову не могла проскочить даже такая малозаметная машина, как связной «Шторьх».

– Товарищ Василевский, – сказал Сталин, ткнув в карту пальцем, – с Паулюсом пора кончать. Делайте что хотите, хоть равняйте Харьков с землей, но немцы в нашем тылу должны быть только мертвыми и пленными.

– Товарищ Сталин, – ответил Василевский, – в первую очередь ударом с запада мы намерены отделить Харьковскую группировку противника от Белгородской, и ликвидировать ее в первую очередь, как слабейшую. Вокруг Белгорода – одно кольцо оборонительных рубежей, а вокруг Харькова их три. В Белгородской группировке половину сил составляют сильно деморализованные итальянцы, а вторую половину – 40-й танковый, 8-й и 29-й армейские корпуса, понесшие большие потери (до половины личного состава) во время неудачной для немцев попытки штурма нашей обороны. В Харькове же засели шестнадцать немецких и четыре румынские дивизии, еще не принимавшие участия в активных боевых действиях, и, следовательно, почти не понесшие потерь. Лобовой штурм Харьковских рубежей будет стоить нам большой крови.

Вождь испытующе посмотрел на начальника Генштаба, потом перевел взгляд на Шапошникова, который в ответ чуть заметно пожал плечами, показывая, что он тоже не волшебник, и надо или соглашаться на кровопролитный штурм, или методично выбивать вражеские рубежи тяжелой артиллерией с железнодорожных транспортеров - тяжелыми корректируемыми бомбами со «стратегов», дождем из напалма по квадратам, или даже недавно испытанными полноценными объемно-детонирующими боеприпасами крупного и особо крупного калибра. Но тогда придется забыть об оставшихся в оккупации жителях Харькова, которые будут получать на свои головы эти локальные ОМП наравне с захватившими их город оккупантами... Нелегкий выбор.

– Значит так, товарищ Василевский, – произнес вождь после тяжкого раздумья, – после ликвидации Белгородской группировки запланируйте длительную осаду Харькова, используя для этого минимум сил. Будем надеяться, что у Паулюса все же хватит ума капитулировать, когда фронт откатится к границам СССР. Используйте для этого саперные армии – они же не все еще распущены. Окружите Харьков тремя полосами своей обороны, чтобы гитлеровцы никак не могли вырваться из этой клетки, а боеспособные дивизии перебрасывайте на внешний фронт. Они там нужнее. Теперь доложите нам с Борисом Михайловичем, что там у нас по «Альтаиру»?

– Операция «Альтаир», товарищ Сталин, – ответил Василевский, – развивается по плану. Танковая армия Ротмистрова вышла на рубеж Южного Буга и остановилась. Сейчас она дожидается подтягивания частей Таврического фронта, которые при отсутствии сопротивления со стороны деморализованного противника форсировали Днепр на всем протяжении его нижнего течения от Запорожья до Херсона. Румыны в полном беспорядке отступили за Южный Буг, бросив все свое тяжелое вооружение - в основном русского производства, еще времен той войны. В ходе этого наступления нами уже освобождены Кривой Рог, Херсон, Николаев и Кировоград, в который несколько часов назад вошел мехкорпус Бережного…

– Что он там забыл, товарищ Василевский? – недовольно спросил Сталин, – неужели для нашего лучшего ударного соединения не нашлось другого дела, кроме как прохлаждаться где-то с краю генерального наступления? Ведь, насколько я понимаю, мехкорпус Катукова понес в боях такие потери, что теперь нуждается в пополнении - как личным составом, так и техникой. А у Бережного с этим все более или менее в порядке, и он вполне мог бы принять в наступлении куда более активное участие.

Василевский в ответ на этот упрек вождя только глубоко вздохнул, как бы показывая, что даже самые лучшие соединения РККА по своей боеспособности не дотягивают до тех, которые были обучены лично потомками. Да и задача у Катукова была хоть и проще, но в то же время более тяжелая. Пока танкисты Бережного мчались по автодорогам в полной оперативной пустоте, корпусу Катукова приходилось брать с боем каждую деревню, форсируя под огнем реки и сбивая по пути многочисленные заслоны из немецких тыловиков, неся при этом потери.

– Товарищ Сталин, – сказал Василевский, – мехкорпус Бережного тоже понес потери. Они не столь велики, как у Катукова, да и корпус Бережного в значительной степени сохранил свою боеспособность. Но все же необходимо время для того, чтобы перебросить к нему технику взамен уничтоженной, а также специально обученное маршевое пополнение. Кроме того, нам необходимо прикрыть с севера развертывание наших войск по плану «Альтаир» от возможного вражеского контрудара из района Житомира. Корпус Бережного способен справиться с этой задачей лучше, чем кто-либо другой. Когда он поблизости, то немецкие генералы ведут себя скромно. Ну, а после того, что случилось с Роммелем, они и вовсе начали от него шарахаться.

Верховный кивнул и, подойдя к краю карты, постучал пальцем там, где было написано слово «БОЛГАРИЯ».

– Товарищ Василевский, – с нажимом произнес он, – скажите, не пора ли нам с вами пускать в дело нашего «Троянского коня»? Мне кажется, что они там в Евпатории застоялись, и их пора отправлять в бой. Или вы намерены ждать до освобождения Одессы?

– Я думаю, что пора, товарищ Сталин, – ответил Василевский. – У нас все давно готово, и если вы дадите добро, то мы немедленно приступим к осуществлению плана «Троянский конь».