Антон Текшин - S-T-I-K-S. Окаянный

— Ничего себе! — присвистнул я, прикинув, какие деньги он мог зашибать на прежней Земле. — А у Сыча и Покера?

— Похер считает в уме, как заправский калькулятор, а наш старшой видит в темноте лучше, чем днём, до сих пор не пойму, как он Филином не стал.

— Ну, ты тоже не Мичурин вроде.

Азиат тихонько хмыкнул, тряхнув головой.

— У вас-то гонщик Шумахер имелся? Вот! А у меня — нет такого. Но это никого не волновало, когда я, будучи таким же свежаком, как и ты, вылетел на дорогом авто с салона прямо на трейсерскую группу, с матёрым заражённым на хвосте. Те, кто жив после той заварухи остался, так меня дружно и окрестили.

— Трейсеры это кто?

— Охотники на мутантов, — пояснил азиат. — Ты бы им о-очень пригодился, со своим-то специфичным даром.

— Ну да, в этом я немного соображаю, — скромно признался я, и, припомнив недавние события, спросил. — А некто Кирпич тебе знаком? Этот парень как-то сделал свой кулак похожим на кусок мрамора, как таких называют?

— Ублюдки, вот как их называют, — зло сплюнул Шумахер. — Живой, падла, вернулся, думал — грохнули его. Они тут напару с Синим здешние бугры, даже не знаю, кто из них хуже. А кого ещё успел увидеть?

— Кроме безликих солдат и мелких отморозков, — начал я перечислять. — Разве что женщина-внешник, все перед ней на цыпочках ходили, даже твой пресловутый Кирпич.

— Доктор Стерва… — изумлённо протянул мой собеседник. — Ну, ты и везучий! Со знаком минус, правда…

— Её правда так зовут?

— Нет, конечно, — хекнул азиат. — У внешников обычные имена, им кликухи не к чему, они не принадлежат к этому миру. Она Стелла как-то там «-ски», не помню точно. Боченски, Ковальски? В общем, не суть. Доктор Стерва здесь одна из ведущих специалистов, увидеть её в Приёмнике — плохая примета. Обычно те из новичков, что попали именно на неё, долго на ферме не задерживаются. Извини.

— Да ладно, мне всё равно у вас тут не нравится, — отмахнулся я.

Мы ненадолго замолчали, думая каждый о своём.

Наконец-то всё стало понемногу проясняться. Вот только особой радости от того, что узнал сегодня так много нового, у меня не возникло. Достаточно вспомнить, что со мной в скором времени сделают.

— Как часто нам под нож?

— Всё индивидуально, — пожал плечами Шумахер. — Но долго такое издевательство организм всё равно терпеть не может, циклов десять-пятьнадцать максимум. Начинаются проблемы, вот как у Похера, хотя у него всего восемь операций за спиной. И девятая, по-ходу, будет последней. Да и долго сидеть на попе ровно мы не можем — у кого регенерация выше среднего, того трясучка доканывает.

— Ты же говорил, мы ничем не болеем? — напомнил я.

— Только если соблюдаем положенный Стиксом режим — пьём живец и время от времени шаримся по кластерам. А здесь стаб, хоть и махонький, поэтому после длительного пребывания начинается мандраж, вот как у тебя. Если забить на симптомы, можно поиметь проблем. Естественно, ты ни черта не понял, что я сейчас сказал, верно?

— Угадал.

— Ох, как всё запущено… Как же ты выжил-то, везунчик?

— Я бы не стал себя так называть.

— Ну, раз сюда попал, то возможно и ты и прав, — азиат зевнул и потёр глаза. — Уморил ты меня, надо отдыхать ложиться, скоро свет погасят. Ну ладно, кратенько, раз ты быстро на лету схватываешь. Стикс напоминает пчелиные соты, поэтому много кто вполне оправданно называет его Ульем. Каждый участок-сота имеет строгие границы, а вот площадь у них произвольная — это кластеры и есть. Время от времени там происходит перезагрузка, всё заволкивает вонючим туманом, и хоп! Появляется кусок чужого мира, со всем, что там находилось в момент переноса. И начинается обычная такая возня — кто-то кого-то жрёт, кто-то мародёрит, а остальные грабят и убивают всех, кто на глаза попадётся. Пока всё ясно?

— Более чем. Я встречал резкую смену ландшафта, и как раз не мог понять, что это такое. Получается, здесь везде такая чехарда?

— Не совсем. Внешка-то она потому так и называется, что граничит с такими дрянными участками, жить на которых нельзя от слова — совсем. Это окраина обитаемых земель, за ней жизни нет. Дальше царит вечная чернота, где зазеваешься — и станешь абсидиановым памятником самому себе, а потом вовсе рассыплешься кучкой праха. Обитаемые же кластеры бывают трёх видов — быстрые, стандартные и долгие, это от времени всего цикла зависит. Попадаются и такие, на которых перезагрузка происходит настолько редко, что ждать её можно десятилетиями, а можно и вовсе не дождаться — это те самые стабы. Понимаешь, тут вот какое дело — оказаться в перезагружающемся кластере, такого даже врагу не пожелают. В лучшем случае просто умрёшь, а в худшем… Ну не будем об этом, на ночь глядя. Стабы тем и хороши, что в них можно относительно безопасно строиться и жить, не всё же время наперегонки со смертью бегать. Но сидеть там безвылазно тоже не получится — через некоторое время организм начинает барахлить, пока не отказывает совсем. Лекарство простое — снова выйти на большую дорогу. Вот так и живём, как белки в горящем колесе.

— Да уж, будет о чём ночью поразмыслить, — потёр я подбородок здоровой рукой. — Ты кто по профессии, не преподаватель ли часом?

— Не, — хмыкнул Шумахер. — Окончил, правда, питерскую Чернильницу, но работал в автосалоне — дорогие тачки лохам толкал.

Наш разговор прервал оживший интерком под потолком, который я сначала и не заметил:

— Внимание, отбой!

Я задрал голову и увидел небольшую камеру слева от динамика, угол обзора которой охватывал большую часть помещения. Какие же предусмотрительные здешние живодёры, однако. Интересно, у них на мониторах один из местных «сизых» сидит или грамотный человек?

Яркий свет в камере плавно начал тускнеть, как в вагоне поезда, но до полной темноты так и не добрался. Я пожелал словоохотливому Шумахеру спокойной ночи, дохромал до оставшейся пустой кровати и рухнул на матрас. Плечо всё ещё пульсировало болью, но мне сейчас было не до него. Нужно переварить свалившуюся на меня гору информации и придумать, как отсюда свинтить до того, как мне отрежут что-нибудь из нужного.

По палате разнёсся громкий храп — это Сыч, наконец, убрал подушку с лица, и перевернулся на спину. Всегда везло мне на таких соседей.

Я какое-то время задумчиво наблюдал сквозь стекло за бредущими на пересмену надзирателями, но, видимо, химия не прошла для организма даром — сморило и меня.

На этот раз кошмаров избежать не удалось. Сначала за мной кто-то гнался по тёмным бесконечным коридорам, затем я оказался в стерильной операционной, связанным и беспомощным. Сколько бы я не дергался в путах, меня все плотнее прижимало к хирургическому столу, окружённому людьми в больничных масках. От адреналина кровь застучала в голове, а между тем одна из фигур, вооружившись блестящей пилой, склонилась надо мной, выбирая место, с которого лучше начать. Понимая, что второй попытки уже не будет, я рванулся душой и телом прочь…