Олег Якубов - Михайлов или Михась?

На следующий день в больницу повезли подарки фонда: кому книжки, кому кассеты с мультфильмами, кому куклы, а пареньку тому, футболисту, Сергей отправил от себя эспандер и гантели. Бесланских ребят выписывали в канун Нового, 2005 года. Сергей позвонил в патриархию и попросил для них билеты на патриаршую елку в Кремле. Просьбу его уважили. Утром, после завтрака в гостинице ЦДТ, на автобусе, заказанном фондом «Участие», покатали детей по Москве, показали им столицу во всей красе, а потом и в Кремль от-правились. Вот тут-то юные бесланцы и устроили сюрприз. Да еще кому, самому Патриарху всея Руси Алексию! Когда Святейший поздравил всех детей, к нему пробились несколько бесланских школьников, поблагодарили его и тут же заявили:

— А мы вам подарок приготовили.

— Интересно, какой? — спросил патриарх, склонившись и поглаживая мальчика из Беслана по голове.

— А вот какой! — воскликнул мальчишка и достал из-за пазухи щеночка.

Где и когда они его раздобыли, как сумели пронести незамеченным в Кремль, об этом история умалчивает, остается только догадываться.

Несколько лет спустя, приехав с Сергеем Михайловым на патриаршее подворье поздравить Алексия с днем рождения, мы видели эту собачку уже подросшей. Патриарх заметил наши взгляды и подтвердил:

— Та самая, что дети мне на елке подарили.

— Я обратил внимание, как много благотворительных акций проводит фонд «Участие» по отношению к детям. Это что, целенаправленная политика фонда или твоя личная позиция? — спросил Сергея.

— Знаешь, я жил в благополучной семье. В доме всегда был достаток, такой, каким его по тем временам понимали. Мама и отец работали, мы с сестрой ни в чем не нуждались — сыты и одеты, а чего еще желать-то? И сейчас, когда я вижу, как в наши дни от глупостей или преступлений взрослых страдают дети или как мучаются они от болезней, я усматриваю в этом какую-то несправедливость, что ли. Дети должны быть счастливыми — это мое убеждение. Я вот все от меня зависящее делаю, чтобы счастливы были мои собственные дети. И если я могу помочь еще каким-то детям, то делаю это, не задумываясь. Так что сам решай, политика ли это фонда или мое личное отношение. Из личного отношения и складывается политика. Я вот иногда думаю: неужели в нашей огромной стране не хватит на всех обездоленных детей башмаков, книжек, продуктов? Конечно же, хватит, отвечаю сам себе. Значит, просто равнодушие или нежелание. Но особенно долго над этим голову не ломаю. Просто сам делаю то, что в моих собственных силах. Я полагаю, если бы каждый состоятельный человек хоть что-нибудь сделал для тех, кто нуждается в помощи, то и жизнь могла бы стать иной. Это очень важно — понимать, что, если можешь помочь, помогай.

На первый взгляд Сергей Михайлов достаточно ясно выразил собственную позицию к благотворительности: можешь помогать — помогай. А у меня все равно осталось чувство какой-то недоговоренности. Вернее даже недопонимания — с моей, разумеется, стороны. Человек твердого характера, перенесший столько испытаний и жизненных ударов, Сергей сентиментальностью явно не страдает. В делах так просто жесткость проявляет. Работники офиса хорошо знают его требовательность и даже нетерпимость к любого рода расхлябанности, необязательности. Когда кто-то начинает ссылаться на якобы объективные трудности при выполнении того или иного поручения, он непременно заявляет: «Меня не интересуют детали, меня интересует результат».

Он абсолютно логичен. Способность к аналитическому мышлению поистине уникальная. Вспомнить хотя бы тот же женевский процесс. Его адвокаты работали каждый по своему направлению. Он же анализировал все, без исключения, документы и все семьдесят два тома дела знал практически наизусть. Не случайно на суде лучшим из всех адвокатов был он сам. Это не комплимент — лишь объективная данность. Именно Михайлов, а отнюдь не адвокаты, разбил в пух и прах все показания свидетелей обвинения. Да, конечно, эти показания, лживые и тенденциозно подготовленные, были шиты белыми нитками, но надо же было мгновенно уловить несоответствие сказанного с фактами, четко аргументировать возражения. Какая сила воли и собранность потребовались этому человеку, чтобы в момент столь высочайшего психологического напряжения и давления со стороны обвинителей сохранять спокойствие, невозмутимость, а они были очевидны, чтобы в этом густо и хитро сплетенном клубке углядеть едва заметный кончик истины, ухватиться за него и доказать присяжным и суду всю лживость выдвигаемых обвинений. В ту пору мне казалось, что этот человек вообще лишен каких-либо эмоций и запрограммирован лишь на достижение одной-единственной цели. Наверное, в тот момент так оно и было. И только годы спустя я увидел другого Михайлова — умеющего чувствовать чужую боль, сострадать ей.

…Поздней ночью в офисе Михайлова появилась пожилая женщина в железнодорожной форме. Узнав, что «главный начальник», несмотря на позднее время, на месте, она истово перекрестилась.

«Ну, слава Богу, успела». Ждала долго, пока Сергей Анатольевич освободился и принял ее. Разговаривать с ней было мучительно, каждое слово, склонившись к уху, кричать приходилось. История ее была проста и покуда безысходна. Многодетная мать, работает проводницей на железной дороге. Несколько лет назад перенесла тяжелейшую ангину. Болезнь дала осложнение на уши. С годами почти утратила слух. Обычный слуховой аппарат уже не помогал. Нужно было приобрести дорогостоящий, импортного производства аппарат. Своих денег не хватало — и без того еле-еле концы с концами сводила, не желая ребятишек в интернат отдавать, а со-циальные службы помочь ей с дорогостоящим импортным слуховым аппаратом отказывались, ссылаясь на какую-то инструкцию, в соответствии с которой они могли приобретать медоборудование только отечественного производства. Железнодорожное начальство пригрозило увольнением, причем немедленным, объяснив причину кощунственно просто: «Нам глухие проводники не нужны». И ведь не подкопаешься — действительно, как работать с пассажирами женщине, которая их и услышать не может. Помочь опытному работнику никому и в голову не пришло, куда проще взять да и уволить.

На вопрос, откуда узнала о благотворительном фонде «Участие» и о Сергее Михайлове, ответила наивно просто: «Так ведь чего узнавать-то, его все знают». Во время разговора все порывалась достать из сумки документы, подтверждающие ее диагноз, но Сергей лишь отмахнулся. Утром работники фонда съездили в специальный магазин медицинской техники, приобрели слуховой аппарат, и женщина, счастливая, рассыпаясь в благодарностях, укатила в свой Тамбов, повторяя: «Есть еще люди…»