Прекрасный Старый Мир

— Да-а-а, — протянул братец. — А я даже боялся, что в колыбели подменили. Но Орм, сам пойми, дела… — с улыбкой развёл он руками.

— Да, несомненно мешающие тебе пожелать здравия, — не преминул огрызнуться я. — Впрочем, обиды не держу, но в свете прошлого твоё нынешнее предложение звучит не очень приглядно.

— Ладно, Орм, не держи на брата зла. И обдумывать будешь — не забудь о караване, — подвёл итог (и закончил) беседу отец.

На что я, дохлюпав супом, кивнул, уходя. Вообще — далеко не худшая семья, да и предложение небезынтересное, вот только ставящее крест на мечтах Орма, а с точки зрения Олега я ситуацию пока толком и не оценил. Давя волевым усилием, к слову, попытки это сделать.

Рано, нет времени, а впадать в ступор и ожидаемо нарываться на внутренний конфликт — непродуктивно. Так что остаток времени до выхода я провёл в знакомстве с работой для предстоящего экзамена.

За час до него, одетый в “парадную” тройку, лёгкое пальто, шляпу и даже с зонтом-тростью, я покинул комнату, направляясь к шкафчику в прихожей. Тут был довольно неприятный мне-Олегу и вполне нормально воспринимаемый мной-Ормондом момент. А именно: вопрос денег. Володимир не бедствовал, да и на детях не экономил, обширный гардероб Ормонда тому в свидетелях. Но вот с наличными он был по-купечески умерен, выделяя их крайне немного и “на день”. Не более и не менее, довольно скромно при этом.

Впрочем, на этот раз я узрел на шкафчике в моём уголке десять гривен, бумажную купюру чертовски высокого достоинства: например, парадный костюм стоил дешевле.

— Не ошиблись ли вы, отец? — не поленился я дойти до гостиной, помахивая купюрой.

— Нет, Орм, — с некоторым ехидством, впрочем, тут же пропавшим. — Ты вырос, тебе не помешает, да и… Впрочем, неважно, — нахмурился он. — Ступай, у тебя дела, да и я не без дел.

Хм, а вот тут задачка, думал я, рассекая приусадебный садик. Попытка “купить”? Вряд ли, да и покупают явно большим. Скорее… да, точно. Попытка извиниться. Неуклюжая, но и не тот характер у Володимира, чтоб извиняться. Ну, пришли обе составляющие меня к консенсусу: если отец решил откупиться от своей совести деньгами, выдаваемыми мне — я не против. Его совести спокойнее, а мне деньги не помешают.

Впрочем, прощать его мне не хочется. Если это было бы, например, вчера, то да… а так — ему “напомнили”, что у него есть “ни так, ни сяк”. Опять же, не самый плохой человек. Да и претензий к нему нет, но обида Орма не пропала, а Олег, по здравому размышлению, находил её оправданной.

Не в смысле вражды, родные люди и прочее, но сердечности в отношениях не проглядывается точно, как и стремления ее обрести.

Тем временем, я приближался к остановке омнибуса. Последнее слово не кануло в Лету, а использовалась в Полисах, согласно значению (многим, каждому). А вообще, количество языков, известных Ормонду, причём на разговорном уровне, Олега задело. Латынь, эллинский, данский (очевидно, норвежский), франкский и, наконец, родной. Скорее славянский с заимствованиями, нежели “русский”.

Впрочем, неплохо известный мне-Олегу английский был Орму не знаком, так что хоть тут польза какая.

Наконец, подкатил дизельный омнибус, довольно комично напоминавший внешне ПАЗик, правда, более округлый и с, безусловно, более комфортабельными сидениями. Пропустив дам, традиционно “коснувшись полы шляпы”, я вошел в транспортное средство. И, признаться, с трудом наскрёб мелочью потребную сумму: щедрость Володимира обернулась некоторой проблемой, так что мог я остаться без транспорта. А до гимназиума было километров пятнадцать, пешком не успеть. Но необходимая сумма наскребалась, погонщик омнибуса кивнул на брошенную в приёмную тарель сумму и слова “До гимназиума”.

А в дороге я обозревал, как изобилующий садами жилой сектор сменяется деловой и политической (опять же, в прямом смысле слова) застройкой. Белый камень, колонны, разбавленные резными каменными же узорами. А уж статуи с мифологическими финистами, выполненными в стиле античной скульптуры, искренне порадовали.

А ещё я думал, пока не о наиболее тревожащем, а наиболее важном. А именно — об экзамене и дальнейшей судьбе. И выходила такая картина: по окончании старшей ступени гимназиума у меня было путей много, а желанный один: Академия Полиса, Научный, Исследовательский и Учебный центр Полиса.

И тут крылась масса подводных камней. Во-первых, слушателем (а, в перспективе, сотрудником) Академии мог стать лишь гражданин Полиса. А вот не гражданин должен был выплатить за право “слушать” деньги столь огромные, что у Орма перехватывало сердце: раза в три подороже очень недешёвого особняка Тернов.

А из этого следовало довольно любопытное социально-гражданское устройство Полиса. Итак, был гражданин. Лицо, обладающее всеми политическими правами, правом избирать и быть избранным, с рядом преференций… И ответственностью большей, нежели подданный, например. Кроме того, гражданин был ОБЯЗАН принимать участие в политической жизни, ОБЯЗАН защищать Полис, кровью, словом и деньгами.

В общем, положение для “граждански активного” человека, а не политического крикуна мира Олега. И было граждан не более пятнадцати процентов от численности населения Полиса. Наиболее быстрый способ подданному получить гражданство — служба в милиции, в одном из подразделений или управ “вооружённых людей”.

Далее, можно было отслужить десяток лет в “Управе”, одной из политических служб Полиса. Притом, со второго года, как узнавал Орм, можно становиться слушателем, сдав, безусловно, экзамен. В итоге был даже возможен перевод с места службы управы в служащие Академии, не слишком редкий вариант.

Но отсутствие дара и средние экзамены если не ставили на мечте парня крест, то крайне её затрудняли. А вот у меня, в текущих реалиях, выходила возможность устроиться. Одарённый, пусть и необученный — уже немалая ценность, да и реальным объёмом знаний блеснуть можно, хмыкнул я.

Тем временем омнибус подкатил к площади гимназиума, многоэтажного и многокорпусного учебного заведения, где проходили обучение все отроки и отроковицы полумиллионного Вильно.

Впрочем, время уже поджимало, так что любоваться более римской, нежели эллинской или славянской архитектурой, я не стал, а, постукивая зонтом-тростью, направился к месту проведения экзаменационных испытаний.

В палате ожидания наличествовали четыре человека, хотя, учитывая чёткие сроки и расписание, могло и не быть никого. Однако, то ли расписание поплыло (что крайне вряд ли), то ли соученики просто коротали время (и успокаивали нервы) поближе к “пыточному месту”.

Вот только если девица, уткнувшая нос в монументальный, килограмм на десять, талмуд, таковой и была, поскольку Люцина, самая “заученная” девчонка потока, скорее всего, пребывала в гимназиуме с утра, то вот Славобор Тёмный, главный “альфач” класса, со своими двумя подпевалами, здесь явно “развлекались”.