Алексей Вязовский - Вершина Красной Звезды

Телеграмма же от Уорена Магнуса суховата. И имя его жены Маргарет в ней явно упомянуто лишь для вида. Эта сушеная вобла и не помнит Веру, с которой плескалась в мае в бассейне Савойя. Ну… ожидать какой-либо особой душевности от Уорена и его супруги было бы глупо. Знаете, бывает у людей сердечная недостаточность, а бывает недостаточная сердечность. Случай Магнусов — второй. Но сенатор все же написал мне, потратил свое драгоценное время. Помнит еще, на чьи деньги в Белый дом собрался. Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

Все остальные телеграммы из Америки — это в основном от коллег-артистов, участвовавших в проекте «Мы — мир!» и сотрудников основного офиса Фонда. Подозреваю, что еще большее количество телеграмм и писем нас ждет в Москве, в студии. А сюда соболезнования прислали лишь те, кто следил за новостями и знал, что я пробуду в Париже пару дней.

— Так, ладно: телеграммы я забираю, инструктаж отменяю. Пойду, лучше позвоню в МИД. Встретимся перед пресс — конференцией.

— Как это «телеграммы забираю»?! — возмущается мне вслед сотрудник посольства — Это документы, их нужно обязательно вернуть в канцелярию посольства.

— Здесь какой адресат указан? — я возвращаюсь и подношу к его носу верхнюю телеграмму — Посол СССР или частое лицо Виктор Селезнев? Вот как частное лицо, я все свои личные телеграммы и забираю. А те, где указан посол Червоненко, можете оставить себе, мне не жалко.

Возразить ему на это нечего, остается только недовольно сопеть. Посылаю ему воздушный поцелуй и покидаю холл.

— Господи… как же меня достала посольская мафия! — жалуюсь я полковнику по дороге в комнату закрытой связи — Не знаю, как Евгений Максимович справляется с этими авгиевыми конюшнями. Больше ста посольств плюс еще консульства, не считая центрального аппарата, и везде есть старые кадры, оставшиеся с начала 60-х, чуть ли не со времен Хрущева.

— Ты еще прибавь сюда тот факт, что это довольно закрытая система, практически особая каста чиновников.

— Я же говорю — мафия! Только в смокингах. А Примаков меня еще в МГИМО зазывает. Сделают вот такого прилизанного хлыща-интригана и прощай великие дела…

— А что?! — смеется безопасник — Ты бы точно навел в МИДе шороха!

— Чур, меня! Лучше уж я продолжу петь, плясать и гастролировать.

— Ну, да. А заодно в процессе гастролей взбаламутишь каждое посольское болото, до которого дотянешься.

Разговор с министром у нас получился коротким, но информативным. Конечно же, посольские докладывали ему о каждом моем шаге, и со всеми подробностями. Но надо отдать должное — почти ничего не приукрашивали, видимо все же остерегались. Реакцию местной прессы и ТВ на мои действия они тоже освещали очень подробно, подозреваю, что в «центр» ежедневно отправлялась с фельдъегерем не только подборка местных газет, но и видео с новостными выпусками. В целом мои действия возражений у министра не вызвали, Евгений Максимович, конечно, покряхтел, но все-таки разрешил мне напоследок «потрепать нервы» Жискар д’Эстену.

Политические симпатии Москвы все сильнее дрейфуют в сторону социалиста Миттерана, и это понятно — нынешний правоцентристский президент вдруг решил вернуть Францию в военные структуры НАТО. Кому такой разворот понравится? Но резкого охлаждения в советско-французских отношениях ждать пока не приходится — проще будет перетерпеть два года до выборов, чем потом восстанавливать все разрушенное заново.

— Виктор, удачи на пресс-конференции и не расстраивайся, если что-то пойдет не совсем так, как ты задумал. Ты и так сделал все возможное и даже больше — в Кремле я тебя прикрою, Григорию Васильевичу все объясню лично. Дальше будут уже работать юристы.

— Спасибо на добром слове, но все же я попробую довести здесь ситуацию до полного хаоса. Хочу, чтобы последнее слово осталось за мной. А если нужно будет поддержать Миттерана в предвыборной кампании, знайте — я в деле! Вспомните Англию…

До начала пресс-конференции я успеваю заскочить в номер и переодеться. Поверх черных широких брюк и длинной рубахи от Ямамото цепляю на удачу «пацифик» со стразами. Устал, не хочу сегодня притворяться примерным мальчиком в костюме двойке. Перебьются. Пусть принимают таким, как есть. В холле уже собрались Майкл Гор, мэтр Эрсан с помощником, Александр Павлович и пара посольских юристов. Пришло время встретиться с французской прессой лицом к лицу…

Сама пресс-конференция начинается предсказуемо. После вступительного слова посольского юриста на меня набрасываются журналисты с ожидаемыми обвинениями. Такое ощущение, что авария больше никого не интересует, разгром редакций гораздо важнее чужой смерти. Поднимается гвалт, я вычленяю самый громкий выкрик:

— Ваши вчерашние безответственные призывы к мести привели к ночным погромам…

— Эй, остановитесь! — повышаю я голос — Иначе следующее уголовное дело будет возбуждено уже против вас — за безответственную клевету. Не забывайте: все, что я говорил вчера на площади, записано на телекамеры. И там не было ни единого слова о том, что нужно отомстить убийцам или идти громить редакции. Речь шла лишь о том, что убийцы не должны остаться безнаказанными, чтобы не позволить закрыть уголовное дело под надуманным предлогом. И я лишь могу выразить сожаление, что преступные действия журналистов толкнули абсолютно мирных людей на такое крайнее выражение своего гнева. Не одобряю такие методы, но понять бессильный гнев людей могу — французские власти не спешат задерживать преступников. Посажены ли они под арест? Нет. Взята ли хотя бы с них подписка о невыезде за пределы столицы? Тоже нет. Вот что по-настоящему разозлило людей! Пренебрежение законом и бездействие полиции. Вы украдете кошелек в Лафайет с 10 франками — и моментально отправитесь за решетку. Но если убьете одного человека и покалечите еще двоих — можете и дальше спокойно разгуливать по Парижу. Ничего вам за это не будет!

— Но вы вчера назвали конкретные издания!

Я даже не различаю, кто конкретно задал мне этот вопрос — меня ослепляют вспышки фотокамер.

— Да, назвал. Те, в которых были опубликованы фотографии, сделанные на месте аварии ДО приезда полиции. Вместо того, чтобы позвонить в скорую, эти негодяи снимали умирающих людей. Для вас видимо это нормально. Для порядочного человека — это дикость. И люди на площади были солидарны со мной, а не с вами. Отсюда и такая их реакция. Так что прошу вас: остановитесь. Не нужно выгораживать преступников. Это не по-человечески. Это если хотите, и не по-христиански.

Я беру издания, лежащие передо мной на столе, и снова показываю их на камеры — это продолжение моей изощренной мести, я знал, что так будет, и ждал этого момента.