Александр Кушнир - Хедлайнеры

Дома на четырехполосных колонках я прослушал новые песни Фадеева . То, что я услышал, меня удивило. И впечатлило. Много гитар, выведенная на первый план барабанная “бочка”, живые скретчи. Над мелодичной гранжевой фактурой неистовствовал сильный женский голос: “Не гони тоску на меня!!!” В одной из композиций даже промелькнул рэп в исполнении самого Фадеева. На энергичном инструментальном фоне несколько хромали тексты, но это искупалось драйвом и стеной плотного гитарного звука, непривычного для русских групп конца 90-х.

“И насколько такая музыка автобиографична?” – осторожно спросил я Макса на следующий день.

“Понимаешь, со мной часто происходят невероятные происшествия и аномалии, – выдержав долгую паузу, ответил Фадеев. – Я пережил два инфаркта, операцию на сердце. Перехоронил почти всех друзей. Один утонул, второй погиб. Третий мой близкий друг… Мы возвращались из Германии, ехали по автобану. Лопнуло колесо, и мы на огромной скорости вылетели на встречную полосу. В нас врезался трейлер… Я сломал себе ребра, а другу снесло голову – на меня вылетели его мозги. Я провалялся несколько месяцев переломанный, но жизнь все-таки продолжалась. Такие вещи не могут породить во мне легкую и веселую музыку. В лютом депрессняке все и пишется. Если я прихожув студию в тяжелом настроении, никакая техника не работает – ни пульт, ни компьютер. Я – депрессивный композитор, причем депрессивный до стадии нирваны. Я сам впадаю в нирвану, когда делаю музыку, и происходит это без наркотического воздействия. Потому что музыка – это самый сильный наркотик”.

Мне нравилось, что Фадеев говорит откровенно, – значит, доверяет. Хорошо. Но на его доверие надо было отвечать тем же. И я решил спросить Макса о том, о чем спрашивать, в принципе, не планировал. “Мне в твоем проекте нравится почти всё: плотный звук, драйв, мелодии, аранжировки, саунд… – Самый сложный вопрос я дипломатично задал в конце: – Но, Макс, ты ведь знаешь, что у этой группы реально слабые тексты… В них нет ни послания, ни идеи, ни философии…”

“Ну что тут сказать, – перебил Фадеев. – Я ведь музыкант, а не поэт. Пытаюсь общаться и сотрудничать с поэтами – мне ведь самому не написать: „Чингисхан и Гитлер купались в крови, но их тоже намотало на колеса любви“… Так и должно быть, должно наматывать на колеса! У меня так не получается… Я ведь не поэт и не текстовик. Я просто пытаюсь передать эмоциональное состояние и отлично знаю все недостатки своих текстов, если их так можно назвать”.

Через несколько дней мы вместе с Фадеевым и Элиасбергом собрались на совещание. Работа над альбомом подходила к концу, настало время снимать клип и запускать в радиоэфир первый сингл. Макс предложил нестандартную для России тактику “песни-разведчика”. Суть ее состояла в следующем. Вначале в эфир выбрасывается ординарный “медляк” “Не гони”. Он, словно рекламный ролик, пропагандирует группу, собирает мнения и сканирует информацию. И только потом, после кропотливого анализа, в эфир ставится беспроигрышный эротический боевик “Камасутра”.

“Я знаю, что „Камасутра“ всех порвет – радиостанции будут драться за наши песни”, – уверенно заявил Макс. На том и порешили. Первый клип будет сниматься на “Не гони”, второй – на “Камасутру”. Другой вопрос, который тревожил всех, – у проекта до сих пор не было названия. После украденного слова “Тату” оставалось еще несколько вариантов: “Гуарана” (энергетическое средство из семян лианы), английское “Total” и, наконец, “Габилло” – слово, смысл которого никто не знал. Оно приснилось Максу ночью и очень ему нравилось.

Меньше всего шансов было у Total – со слов Фадеева, оно категорически не устраивало гендиректора “Нашего Радио” Михаила Козырева – в частности, из-за своего “нерусского” написания. Оставить это название означало идти на конфронтацию чуть ли не с единственной радиостанцией, которая крутила такую тяжелую музыку.

Споры затянулись до глубокой ночи. Аргументов было немного, преобладали эмоции. “Надоела мне эта полемика, – устало сказал Макс, которому утром надо было улетать в Прагу. – Выбирайте что хотите”.

Выбирать пришлось мне с Элиасбергом. Времени оставалось в обрез – уже на следующий день мне надо было сдавать на верстку большой материал о новой фадеевской сенсации.

Ночью не спалось. Слово “Габилло” мне не нравилось на подсознательном уровне и почему-то ассоциировалось с гориллами. В “Гуаране” смущало два момента – явная аллюзия на Guano Apes и неприкрытые наркотические реминисценции. В итоге где-то под утро я остановил свой выбор на Total. Разбудил Элиасберга, который выслушал мои тезисы и, похоже, не слишком обрадовался. “А как же „Наше Радио“”? – сонно спросил он. “Ни хуя, прорвемся”, – уверенно заявил я и отослал по электронной почте статью про группу Total в печать.

Перед очередным отъездом в Прагу Фадеев пригласил меня в студию – послушать наброски новых треков и пообщаться. Это было кстати – к тому времени я уже договорился с рядом изданий об интервью с одним из самых загадочных и противоречивых персонажей отечественного шоу-бизнеса.

…Затерявшийся между серыми московскими девятиэтажками кинотеатр “Ханой” пригрел в своих недрах бывшую пугачевскую студию, которая теперь называлась “SBI Records”. Ябыл в курсе, что здесь производился ремастеринг легендарного альбома “Банановые острова” и вообще тут работают одни из самых опытных звукорежиссеров страны. Теперь я знал, где во время своих набегов на столицу творит Макс Фадеев.

Я спустился по пыльной цементной лестнице в подвал кинотеатра, открыл массивную дверь и… поразился контрасту. На улице стоял индустриальный лязг ясеневских новостроек, а внутри студии царила полная тишина.

“Безделие – начало бедности”, – написано крупным шрифтом на стенах. Не знаю, как насчет бедности, но сидеть без дела – это явно не про Фадеева. За стеклянной перегородкой он что-то увлеченно конструировал.

Ожидая окончания студийной работы, я задумался. Что я знаю о Фадееве? Прямо скажем, немного. За его плечами – гиперстильный проект с Линдой, который собирал стадионы. Правда, коммерческая подача Линды на страницах масс-медиа мне была не близка – так тогда раскручивали, к примеру, Алсу, Юлу или певицу Каролину. От заголовков “Новая русская экзотика” (или “В ее глазах – тибетская мудрость и русская загадка”) за версту веяло заказухой. Я, конечно, слышал о том, что родственники Линды – успешные банкиры, но не так же явно, блин...