Дмитрий Карасюк - Чайф. Рок-н-ролл это мы! Семейная сага.

Музыку оба продолжали любить, слушали всё и помногу, обменивались пластинками, ездили за ними на Шувакиш. Их вкусы отличались элитарностью — когда весь рынок ходил с «Deep Purple», у Шахрина чуть ли не у первого в городе появилась пластинка «Talking Heads», и он несколько месяцев не мог её ни на что поменять. Никто не знал, что это такое.

Бегунов вообще эстетствовал: «У нас с ребятами сложился клуб по интересам. Эстетско-меломанский. Покупали сыр, с большим трудом доставали сухое вино. Под это дело слушали Шнитке и Пендерецкого, общались. Родители, заглядывая в комнату, крутили у виска: совсем детки долбанулись».

Но хотелось самим играть музыку, выступать на сцене. Рок-н-ролльный наркотик оказался очень сильным, принятая ещё во времена «Пятен» доза всё ещё действовала, не давала сидеть спокойно. Бегунов спасался кантри-группой «Саквояж» из Архитектурного института, где стал играть аж на контрабасе. Шахрина без гитары в руках тоже ломало: «План-минимум я выполнил: пещеру оборудовал, какое-то мясо туда таскал. Но мне хотелось чего-то ещё. В нашей песне „Внеплановый концерт“ объясняется причина того, что случилось потом: „Чтобы не сойти с ума и не опухнуть. И чтобы было просто веселей“. Я понял, что хочу играть…»

Владимир Шахрин, Виталий Владимиров и Андрей Матвеев

на записи альбома «Субботним вечером в Свердловске», ноябрь 1985 года

Фото Дмитрия Константинова

Во времена «Пятен» группы, да не по одной, были в каждом свердловском ВУЗе или техникуме. Студенческая молодёжь любила танцевать, а танцевать ей хотелось под современную западную музыку, причём в исполнении живых музыкантов. Неважно, что «Smoke on the Water» и «Stairway to Heaven» пели они с уральским акцентом, главное, чтобы у них гитары ревели и барабан стучал. Но за какие-то два года, пока Шахрин с Бегуновым служили в армии, многое изменилось. Появились дискотеки, на которых при вспышках разноцветных огней отплясывали под магнитофон. Те группы, которые исполняли западные хиты, оказались не при делах. Выжили только те, кто сочинял собственные песни, но таких было гораздо меньше.

В Свердловске появились свои собственные рок-звёзды. Названия «Трек» и «Урфин Джюс» слышали многие, а вот их музыку — узкий круг посвящённых. Концерты этих монстров были крайне редки, проходили они в маленьких залах студенческих клубов, а информация о грядущих выступлениях распространялась в основном только среди своих.

Вездесущий Бегунов был своим, поэтому ему довелось увидеть живьём и «Трек», и «Джюс», и кое-кого ещё. Шахрин в круг причастных не входил, но с творчеством рок-земляков познакомился и он. В 1982 году по рукам стали ходить магнитофонные альбомы. «УД» записал две таких плёнки, а «Трек» — три. Бегунов давал другу их послушать и переписать. Особенно Шахрина впечатлил «Трек»: «Их музыка завораживала. Быстро играть несложно, надо только потренироваться, а вот играть медленно и слаженно очень трудно. „Трек“ играл медленно и производил впечатление неостановимой и всесокрушающей машины». Это было здорово, но немного не то, что хотелось петь самому Володе.

Скоро до Свердловска начали добираться магнитофонные альбомы групп из других городов, прежде всего из Ленинграда. Катушки с записями «Аквариума» и «Зоопарка» стали ходить на Шувакише наравне с западными пластинками. В 1982–1983 годах спросом они пользовались в основном у продвинутых меломанов. Бегунов через свои эстетско-тусовочные связи знакомился с питерскими новинками одним из первых в городе. И всегда делился и музыкой, и своими впечатлениями с другом. Услышав «Аквариум» и «Зоопарк», Шахрин понял — вот то, что ему по-настоящему нравится. Впечатления от музыки из родного города и с далёких берегов Невы удачно дополнили друг друга: «Первые полноценные работы на русском языке я услышал в исполнении „Трека“ и „Урфина Джюса“. Не скажу, чтобы мне особенно понравилась музыка или слова, но вот то, как это было сделано, всё вместе, мне понравилось. Ну а то, что русский — это тот язык, на котором мне будет комфортно петь свои песни, я понял, услышав Майка Науменко. Его и „Аквариум“ я считаю своими учителями в русском языке. Это питерская школа. Хотя по музыке свердловские группы были сделаны лучше. То есть „что делать“ мы нашли в Питере, а „как делать“ — в Свердловске».

Создание группы в планы Шахрина не входило. «Пятна» казались далёким детством, но песни он сочинял по-прежнему. Если это дело получается (а у Володи оно получалось), то от него просто так не избавишься. Сочинял Шахрин для себя, пел дома под гитару, выходило что-то бардовское. Жене и друзьям нравилось. Володя даже пробовал записываться. Он устанавливал перед собой микрофон, включал магнитофон и начинал петь. Показывать свои творения посторонним он стеснялся. А вот свежей музыкальной информацией, в том числе отечественной, он охотно делился со всеми, у кого уши были открыты.

Через обмен пластинками в 1983 году Шахрин познакомился с семнадцатилетними Вадиком Кукушкиным и Олегом Решетниковым. «Мы с Володей жили по соседству, — вспоминает Вадик, — и нас свёл общий знакомый пластоман. Мы ездили на Шувакиш, где Шахрин меня опекал, присматривал, чтобы я не пролетел при обмене дисками. Как-то, взяв у Володи для перезаписи пластинки, я заодно переписал себе и несколько русскоязычных альбомов. Там точно был „Аквариум“, по-моему, „Зоопарк“, „Трек“ и „Урфин Джюс“». Молодёжи рок отечественного разлива понравился, и Шахрин взял новых знакомых с собой на подпольный концерт приехавших в Свердловск Майка Науменко и Виктора Цоя.

24 декабря Бегунов, узнавший о визите ленинградцев одним из первых, привёл Шахрина, Кукушкина и Решетникова в общежитие Арха. Помимо них на несанкционированный концерт неофициальных музыкантов, работавших в полузапрещённом жанре, милиционер Бегунов притащил половину родного Железнодорожного райотдела: «Я продвинул творчество Майка и „Зоопарка“ в массы. Многие менты с упоением начали слушать записи „Аквариума“ — это всё моя вина». Разложение органов внутренних дел с помощью неофициального советского рока шло ускоренными темпами.

Шахрин по свежим следам записал свои впечатления от увиденного: «…Песни сменяли друг друга, одни чуть лучше, другие чуть хуже, но в общем концерт был замечательным… Майк снимает с плеча гитару, которую на протяжении всего концерта так и не смог настроить, Цой расстегивает до конца красную рубаху и раскланивается… Я тащусь домой на последнем трамвае, точно зная, что ночью мне приснится продолжение и я в унисон с вьюгой за окном буду петь во сне „у-у-у, транквилизатор“ и буду улыбаться. Спасибо тебе, Миша! Спасибо тебе, Витя! Спасибо тебе, подпольный рок!» Шахрин был потрясен. Вроде бы ничего особенного: два парня пели под гитары свои песни. Но было в этом что-то такое, от чего он по дороге домой принял твёрдое решение создать собственную группу.