Дмитрий Карасюк - Свердловская рок-энциклопедия Ритм, который мы...

Тогда же появился и фирменный симаковский конферанс, построенный на юморе абсурда, который произрастал из прошлого Мишиного опыта исполнения политических песен: «В „Балладе“ мы пытались петь все, что могло сойти за протест, — от Эдит Пиаф до Боба Марли. Главным было не то, какие песни поются, а то, как их представить».

Еще одна традиция — завершение концерта песней «На Свердловском вокзале», исполняемой якобы в дупель пьяными музыкантами, — возникла случайно. Во время гастролей на Севере выступали в ДК, который как раз в этот момент ремонтировался. Часть крыши была разобрана, играли под звездным небом. Чернышёв выходил на сцену в белом пиджаке на голое тело, в рваных джинсах и босиком. В конце выступления вдруг пошел снег, падал он прямо в зал и на сцену. В заключение исполняли «На Свердловском вокзале». Сергей сделал шаг вперед, чтобы сыграть соло, наступил голой ногой на мокрую металлическую сетку, коротнуло, и его шандарахнуло током. Соло сразу приобрело замысловатую кривизну. Доиграть он смог, но не так ровно, как замышлялось. Однако эта кривизна всем понравилась, и в дальнейшем «Вокзал» исполняли только так.

Самим музыкантам больше нравились такие серьезные композиции, как «Кома». Они полностью погружались в музыку, даже зал им был не нужен. Но публику в Ухте или Сыктывкаре «Комой» не проймешь. И «Апрельский марш», сам того не понимая, двинулся по правильному пути. Немного серьезной музыки, немного шуток, что-нибудь веселое и опять серьезное. И опять шутки Симакова со сцены. Подобная рифленая программа массировала публику и постепенно подчиняла ее себе. Даже те, кому абстрактная «Кома» была непонятна и неинтересна, сдавались и принимали концерт.

Тем не менее иногда часть зрителей покидала зал. Под это была подведена специальная концепция: чем больше публики ушло, тем лучше выступление. Концерт считался удавшимся, если финальную песню дослушивало максимум ползала. В этом была определенная логика — оставшимся эта музыка явно нравилась.

Нравились им и номера, в которых солировал Чернышёв, — его трогательные стихи-нескладушки и хулиганская песня про безбашенного медведя. Правда, Кормильцев к успехам Сергея ревновал: «После того как в нашей концертной программе развелось слишком много „медведей“, она стала доставлять мне неудовольствие, и я так и не смог с ним справиться. Я был готов пожертвовать частью успеха у публики, лишь бы не видеть всего этого. Я пытался бороться с бредовым началом Чернышёва, но с какого-то момента меня уже никто не слушал».

Зерно конфликта было заронено. «Голоса» стали пиком совместного творчества «Апрельского марша». А потом общее одеяло каждый начал потихоньку тянуть на себя. Но гастролей становилось все больше, они стали приносить реальные деньги, и вновь открывавшиеся перспективы пока сплачивали коллектив.

В начале 1989 года «Апрельский марш» появился на центральном телевидении в попсовом конкурсе «50 на 50». Попал он туда по блату — к менеджменту имел отношение родственник Игоря. За телеверсию отвечал «Взгляд», и выступление «Марша» показали еще и в этой программе. Трудно сказать, что дало больший эффект — появление на телеэкранах или участие в многочисленных фестивалях. Но гастролей стало так много, что все, и даже осторожный Холян, сочли возможным бросить официальную работу.

Творческий процесс по-прежнему приносил радость. Два года, 1989—1990-й, когда уже появились первая известность и первые деньги, «Апрельский марш» собирался и репетировал каждый день. После одной такой репетиции родилась самая известная песня «АМ» — «Сержант Бертран». Правда, версии о ее появлении на свет немного расходятся.

Чернышёв вспоминает, как после репетиции задержались он, Гришенков и Кормильцев. Сергей сел за барабаны, а Игорь стал стучать по клавишам, как по перкуссии. Женя сновал между ними, что-то подправляя. Вдруг родилась мелодия из двух нот, которая почти в неизменном виде стала «Сержантом Бертраном».

В версии Кормильцева Чернышёв отсутствует, его заменяет черная самодельная драм-машина с большими ручками, издававшая невообразимый бит. «Под этот ритм Гришенков стал импровизировать на бас-гитаре, а я — пытаться мычать какую-то мелодию. Музыковеды могут проверить — в вокальной партии „Сержанта Бертрана“ всего две ноты. Не два аккорда, а две ноты. Но от этого она хуже не становится. Сочинялось все это с огромным воодушевлением».

Гришенков, который мог бы рассудить этот спор, хранит таинственное молчание. Как бы то ни было, в ту же ночь Женя придумал текст про злоключения французского сержанта, описанные в книге Р. Крафта-Эбинга «Половая психопатия»: «Нас всегда заводило все, связанное с психиатрией». Уже на следующий день группа приступила к аранжировке, продолжавшейся два месяца. Ковырялись-ковырялись — о! нота нашлась! — и продолжали ковыряться дальше. Вокальная партия из двух нот стала топором, кашу вокруг которого сварили сообща.

Песня получилась и стала визитной карточкой «Марша». «Это лучшая наша вещь, — утверждает Женя, — потому что она а) концептуальна, б) ритмична, в) хорошо звучит и г) мне очень нравится мой текст».

Летом затеяли запись нового альбома. Писали не где-нибудь, а в студии телецентра «Останкино» с ее безграничными возможностями. Передача «Чертово колесо» снимала клип «Сержант Бертран», и для записи качественной фонограммы выделили три студийные смены. Но уральцы же не дураки так время транжирить — собрались наваять целый альбом. Но в результате оказалось, что к записи группа просто не готова. Материала хватило всего на полчаса, да и то с включением старых песен. В общем, амбиций было много, а новыми идеями никто не фонтанировал. Решили писаться не вживую, а под метроном, что убивало эмоции. Московский оператор с задачей не справлялся, гитара зудела как-то не так. Да еще как раз в это время от группы начал отваливаться барабанщик Литвиненко, падкий на прелести московской тусовки. Исходный материал исказили разными шумоподавлениями почти до состояния брака. Полноценным альбомом «Звезда Полынь» эта запись так и не стала.

На смену Литвиненко из оркестровой ямы оперного театра достали скромного усача Сергея Сметанина. Он окончил консерваторию и единственный из многочисленных барабанщиков «Марша» не посылал Гришенкова к драм-машине, когда тот выдвигал почти невыполнимые для ударника задания. Сергей, немного подумав, отстукивал и это. Лишь изредка он отказывался: «Нет, Игорь, мне для этого нужна третья рука или нога». Он покинул «Марш» ради эмиграции в Калифорнию, где сейчас сотрудничает сразу с несколькими группами — школа «АМ» дает о себе знать.