Генри Миллер - Книги в моей жизни

Кратко суммировать самые яркие черты этого великого романа и в особенности предлагать собственную интерпретацию темы означает совершить несправедливость по отношению к автору. Но в Райдере Хаггарде есть двойственность, которая меня в высшей степени интригует. Этот человек вполне земной, с традиционными привычками и ортодоксальными убеждениями, но вместе с тем переполненный любопытства и чрезвычайно терпимый, обладающий большой жизненной силой и практическим умом, молчаливый и сдержанный, одним словом, англичанин до мозга костей - через свои "романы" раскрывает скрытую натуру, скрытую сущность и поразительные скрытые познания. Его манера писать эти романы - очень быстро и, если можно так выразиться, ни на секунду не переставая размышлять, - дает ему возможность легко и глубоко проникать в собственное подсознание. Благодаря этому он словно бы нашел способ показать живую плазму своих предыдущих воплощений. Плетя кружева своих историй, он позволяет герою свободно философствовать, позволяя тем самым читателю увидеть отблески и вспышки своих истинных мыслей. Однако его дар рассказчика слишком велик для того, чтобы он мог придать глубочайшим своим размышлениям насыщенную форму и подобающий размах, которые сумели бы разрушить чары самого повествования.

Эти краткие суждения предназначены читателю, который, возможно, не знает романа "Она" и его продолжения "Аиша". Теперь позвольте мне рассказать о таинственных нитях, опутавших одного мальчика - а мальчиком этим был я сам - и, несомненно, сформировавших его, хотя сам он этого не сознавал. Я уже говорил, что Елена Троянская никогда не была для меня реальной. Конечно, я прочел о ней раньше, чем мне попалась в руки "Она". В детстве я не мог оторваться от книг, имевших отношение к золотым легендам Трои и Крита. Благодаря сказкам, похожим на легенды, благодаря романам о короле Артуре и его рыцарях Круглого Стола я познакомился с другими легендарными и бессмертными красавицами - например, с Изольдой. Я также хорошо знал об ужасающих деяниях Мерлина44 и других древних волшебников. Я освоился даже с похоронными обрядами, распространенными в Египте и других местах. Я упоминаю об этом, желая показать, что сюжет Райдера Хаггарда отнюдь не стал для меня первым потрясением. Я, можно сказать, был подготовлен к нему. Но либо из-за его искусства рассказчика, либо из-за того, что он выбрал верный тон и доступный мальчику уровень понимания, либо в силу всех этих факторов в сочетании стрела впервые достигла заранее намеченной цели. Несколько раз меня пронзило насквозь: в Месте Любви, в Месте Красоты, в Месте Жизни. Но смертельную рану я получил в Месте Жизни. В точности, как Аиша, которая принесла возлюбленному смерть вместо жизни и тем самым обрекла себя на долгое искупление, я, видимо, пережил свою "маленькую" смерть, когда закрыл эту книгу сорок пять лет назад. Ушли - казалось, навсегда - мои видения Любви, Вечной Красоты, Отречения и Самопожертвования, Вечной Жизни. Однако и я, подобно Рембо, могу вослед поэту-провидцу сказать о моих видениях:

"Я видел их!" Аиша, сгоревшая в поглотившем ее огне у самого источника и родника жизни, забрала с собой в преддверие ада все, что было для меня святым и бесценным. Лишь один раз дано испытать чудо жизни. Смысл этих слов я постигаю медленно, очень медленно. Вновь и вновь я восстаю против книг, против жестокого опыта, против самой мудрости, как и против Природы и Бог знает чего еще. Но я всегда возвращаюсь, отступая порой от самого края роковой пропасти.

"Кто не сумел стать полностью живым в этой жизни, не станет таким и по смерти"4. Я верю, что этот смысл сокрыт во всех религиозных учениях. "Умереть, - говорит Гуткинд, - означает быть отсеченным, а не прерванным". От чего отсеченным? От всего: от любви, деятельности, мудрости, опыта - но прежде всего от самого источника жизни.

Юность - это лишь одна разновидность бытия. Не единственная, но жизненным образом связанная с миром духа. Поклоняться юности, а не самой жизни столь же пагубно, как поклоняться власти. Одна мудрость обновляется бесконечно. Но современный человек мало что знает о жизни-мудрости. Он потерял не только свою юность, но и свою невинность. Он цепляется за иллюзии, идеалы, верования.

В главе под названием "Что мы увидели", которая и сейчас действует на меня столь же сильно, как много лет назад, герой-рассказчик, став свидетелем того, как Аиша сгорела в огне жизни, размышляет следующим образом: "Аиша, заживо погребенная в могиле, ожидающая в течение многих эпох прихода возлюбленного, совсем немного изменила порядок вещей. Но Аиша, сильная и счастливая в любви, в блеске своей бессмертной юности, божественной красоты, мощи и извечной мудрости, могла бы произвести подлинную революцию в обществе и даже, быть может, изменила бы судьбу Человечества". И он выносит ей приговор, о котором я долго размышлял: "Ибо она нарушила вечный закон и, как ни была сильна, возвратилась в небытие..."

Тут сразу приходят на ум великие герои мифов, легенд и истории, которые пытались произвести революцию в обществе и тем самым переделать судьбу человека: Люцифер,

* "Совершенный коллектив" Эриха Гуткинда (примеч. автора)

Прометей, Эхнатон, Ашока, Иисус, Магомет, Наполеон... Особенно выделяется среди них Люцифер, Князь Тьмы, самый блистательный революционер из них всех. За его "преступление" платит каждый. Однако их всех почитают. Я твердо верю, что мятежник ближе к Богу, чем святой. Ему дана власть над темными силами, которым мы должны подчиняться, пока нас не озарит свет истины. Возвращение к источнику, единственная революция, имеющая значение для человека, есть высшая цель человека. Это революция, которая может совершиться только внутри его существа. В этом истинный смысл стремительного погружения в поток жизни, ощущения полноты бытия, пробуждения, обретения подлинной личности.

Личность! EТО слово, о котором я непрестанно думал, перечитывая Райдера Хаггарда. Именно загадка личности стала причиной того, что надо мной обрели власть такие книги, как "Луи Ламбер"45, "Серафита", "Подстрочник Кабесы де Вака", "Сиддхартха". Я начал свою писательскую карьеру с намерением рассказать правду о себе. Какое глупое самодовольство! Что может быть более вымышленным, нежели история чьей-либо жизни? "Мы ничему не учимся, когда читаем [Винкельман], -сказал Гете, - мы становимся чем-нибудь". Точно так же и я могу сказать: мы ничего не открываем о себе, говоря правду, но иногда мы постигаем себя. Я полагал, что даю, тогда как на самом деле получал.

Почему в своих сочинениях я придаю такое значение грубому, повторяющемуся житейскому опыту? Не пускаю ли я пыль в глаза? Открываю я себя или нахожу? В сфере секса я, кажется, поочередно теряю и нахожу себя. Конфликт, который, если не скрывать его, несомненно затухает, - это конфликт между Духом и Реальностью. (К слову сказать, "Дух и Реальность" - это название книги моего кровного брата, которого я обнаружил совсем недавно.) Долгое время реальностью для меня была Женщина. Иначе говоря - Природа, Миф, Страна, Мать, Хаос. Я много рассуждаю - и читатель, конечно, изумляется этому - о романе под названием "Она", совсем забыв, что посвятил лучшую часть своей автобиографии "Ей". Как много от книги "Она" в "Ней"! Вместо великих гробниц