Лайош Эгри - Искусство драматургии

Давайте разберем ее характер. Мы знаем, что в конце пьесы она собирается уйти не только от мужа, но и от детей. В 1879 году это было неслыханным явлением. Ей было мало кому – если вообще были прецеденты – подражать. Значит внутри нее, должно было уже в начале пьесы быть что-то, что сделало ее столь не­зависимой в конце. Посмотрим, что же это такое. В первой картине входит носильщик с елкой и корзиной:

НОСИЛЬЩИК: Полтинник.

НОРА: Вот рубль. Нет, сдачу оставьте себе.

Она старалась сберечь каждую копейку, чтобы заплатить долг – и, тем не менее, проявляет щедрость. При этом она грызет печенье, хотя обещала Хельмеру не есть сладостей, которые ей вредны. Итак, первая ее фраза показывает нам, что она не эко­номна, и первое ее действие – что она нарушает обещание. Она инфантильна. Входит Хельмер.

ХЕЛЬМЕР: Птичка опять улетела сорить денежками?

НОРА: Знаешь, Торвальд, пора же нам наконец немного раск­рутиться.

(Хельмер предостерегает ее. Еще целых три месяца, пока он получит жалованье. Нора кричит, как нетерпеливый ребе­нок: «Пустяки! Можно занять пока».)

ХЕЛЬМЕР: Нора! (Его пугает ее легкомыслие). Представь се­бе, сегодня я займу тысячу крон, ты потратишь их на праздни­ках, а накануне Нового года мне свалится на голову черепица... (В этом весь Хельмер. Он не успокоится даже в могиле, если у него на совести будет хоть один долг, он, конечно, ярый защитник собственности. Что бы он сделал, если бы узнал, что Нора подделала вексель?)

НОРА: Если бы уж случился такой ужас, то для меня было бы все равно – есть у меня долги или нет. (Ее держали в неведении относительно денежных дел, и поэтому она реагирует высокомер­но. Хельмер терпим, но не настолько, чтобы удержаться от поу­чения.)

ХЕЛЬМЕР: ...На домашний очаг, основанный на займах, ло­жится какая-то некрасивая тень зависимости. (Это обескуражива­ет Нору. Ей кажется, что Хельмер никогда не поймет ее.)

Оба характера яснс очерчены. Они противостоят друг другу. Кровь еще не пролилась, но обязательно прольется. (Любя ее, Хельмер теперь перекладывает ответственность на ее отца.)

ХЕЛЬМЕР: Ты маленькая чудачка! Две капли воды – твой отец. Только и хлопочешь, как бы раздобыть денег. А как добу­дешь – глядь, они меж пальцами и прошли... Ну что ж, приходится тебя принимать такой, какая есть. Это уж в крови у тебя. Да, да это у тебя наследственное, Нора.

Рукой мастера Ибсен набрасывает истоки нориного характе­ра, он знает ее предков лучше, чем она сама. Но она любит сво­его отца и спешит возразить: «Ах, побольше бы мне унаследовать от папы его качеств!»

Сразу после этого она бессовестно лжет о съеденном пе­ченье, словно ребенок, считающий, что все запреты взрослых бессмысленны. Большого вреда в этой лжи нет, но она показыва­ет, что Нора за человек.

НОРА: Мне и в голову не пришло бы делать тебе наперекор.

ХЕЛЬМЕР: Знаю, знаю. Ты ведь дала мне слово.

(Жизнь и труд приучили Хельмера думать, что данное слово священно. Здесь снова в пустяке проявляется отсутствие вообра­жения у Хельмера, его полная неспособность понять, что Нора не то, чем она кажется. Он не знает, что происходит дома за его спиной. Каждая копейка, которую Нора выманивает у него, идет ростовщику на уплату долга. Нора живет двойной жизнью с самого начала пьесы. Подделка была совершена задолго до первого действия, и Нора держит свою тайну при себе в спокойной уве­ренности, что это было жертвой, принесенной ею для Хельмера.)

НОРА: (своей подруге фру Линне). Да ведь ему нельзя было ни о чем знать! Он не должен был и подозревать, в какой он опасности. Это мне доктора сказали, что жизнь его в опасности, что одно спасение – увезти его на юг… Я заводила разговоры о том, что и мне хотелось бы побывать за границей... Так он поч­ти рассердился. Сказал, что у меня ветер в голове... Хорошо, хорошо, думаю я, а спасти тебя все-таки нужно, и нашла выход.

(Ибсен тянет время до начала главного конфликта. Призна­ния Норы фру Линне затянуты. Не совсем правдоподобно совпаде­ние визита Линне и прихода Крогстада. Но мы здесь обсуждаем не недостатки Ибсена, а развитие Нориного характера).

ФРУ ЛИННЕ: И ты никогда ему не скажешь?

НОРА: Да... Когда-нибудь, пожалуй... когда пройдет много лет и я уж не буду такая хорошенькая. (Норины мотивы по-новому освещаются: она ждет благодарности за свой поступок.) Ты не смейся. Я, разумеется, хочу сказать: когда я уже не буду так нравиться Торвальду, как теперь, когда его уже не будут разв­лекать мои танцы, переодевания, декламация. Тогда хорошо будет иметь какую-нибудь заручку...

(Теперь мы можем представить потрясение Норы, когда Хельмер скажет, что она плохая жена и мать, вместо того, чтобы похвалить ее. Это будет поворотной точкой в ее жизни. Ее детство умрет жалкой смертью, и с ужасом она впервые увидит вокруг себя враждебный мир. Она сделала все для здоровья и счастья Хельмера, и он отворачивается от нее, когда она силь­нее всего нуждается в нем. В Норе есть все необходимое для развития в определенную сторону. И Хельмер тоже действует в согласии с характером, данным ему Ибсеном. Послушайте, как он неистовствует, когда обнаружилась подделка.)

ХЕЛЬМЕР: О, какое ужасное пробуждение! Все эти восемь лет… она, моя радость, моя гордость... была лицемеркой, лгуньей... хуже, хуже, преступницей! О, какая бездонная про­пасть грязи! Безобразия! Тьфу! («Нора молчит и по-прежнему, не отрываясь, глядит на него», – это ремарка Ибсена. Нора смотрит на Хельмера с ужасом, видя чужого человека, который забыл о ее намерениях и думает только о себе.) Мне бы следовало предви­деть. Беспринципность твоего отца – молчи! (Ясно, что про­исхождение Норы помогло Ибсену создать ее характер, как и ее телесный облик – она несколько раз упоминает свою красоту, знает, что у нее много поклонников – но они ничего для нее не значат, пока она не решает уйти.) Ты унаследовала беспринцип­ность своего отца. Ни религии, ни морали, ни чувства долга.

Все это различимо в Норином характере в самом начале пье­сы. Она несла в себе все происшедшее потом. Это было в ее ха­рактере и направляло ее действия. Норино развитие очевидно. Мы видим, как ее безответственность и беспечность переходят в тревогу, тревога в страх, страх в отчаянье. В кульминационный момент она сначала цепенеет, затем осознает свое положение. Она принимает окончательное решение, столь же логическое, как превращение цветка в плод, решение, которое является результа­том предшествующей эволюции. Развитие – это эволюция, кульми­нация – революция.

Поищем теперь зерно возможного роста в другом персонаже – Ромео. Мы хотим выяснить, есть ли у него те характеристики, которые приведут его к неизбежному концу. Ромео, влюбленный в Розалинду, прогуливается и встречает своего родственника Бенволио, который спрашивает его, отчего он печален. Ромео жалу­ется на то, что его избранница «не задета стрелой Купидона». Бенволио советует ему поискать «других красот», но Ромео безутешен. Но позже он узнает, что Розалинда должна быть в доме давних врагов его семьи Капулетти, и решает отправиться туда, презрев смертельную опасность, чтобы хоть взглянуть на свою любимую. А там, среди гостей, он замечает девушку столь прек­расную, что на Розалинду уже и не смотрит. Он говорит: