Константин Фрумкин - Философия и психология фантастики

что-то необычное или необыкновенное;

что-то таинственное или неизведанное;

что-то хорошее и светлое;

что-то значительное и полное смысла.

Таким образом, "романтика" стоит на четырех столпах - Чуде, Тайне, Счастье и Значимости. Сразу бросается в глаза то обстоятельство, что первые два члена этой четверки - и таинственное, и чудесное - имеют самое непосредственное отношение к фантастике. Чудесное, необычное - собственно говоря, то же самое, что и фантастическое. Фантастика - это изображение необыкновенного. Поэтому "романтичными" всегда можно назвать мечты о том, чтобы существовать рядом с тем, что изображают фантасты. Что касается Тайны, то, как мы показали выше в главе "Волшебство и техника", понятие таинственного является конститутивным для таких важных концептов, как "волшебство" и "магия". Волшебное - это "таинственное чудесное", в то время как в НФ мы чаще имеем дело с "объясняемым чудесным" (часто - с довольно нудно объясняемым)

Приведенное выше четвероякое объяснение романтики позволяет ставить вопрос о том, что же является романтическим по преимуществу, предельно романтическим. Максимальная степень романтичности должна быть чем-то предельно чудесным, предельно таинственным, несущим счастья и исполненным предельной важности. Очевидно, что под такое определение попадает Бог, или, говоря шире, Главный объект религии - поскольку, как нам кажется, Нирвана буддизма, хотя и не является Богом, но обладает всеми вышеперечисленными качествами. Но христианский Бог нам известен лучше, и мы знаем что он:

1) необычен, внемирен, является источником всех возможных чудес;

2) предельно таинственен, непознаваем, "пути Господни неисповедимы";

3) сулит всем верным блаженство и немыслимое счастье, с Богом связан Рай как архетип всего "хорошего и светлого";

4) необычайно важен - вообще, только то, что связано с Богом, может быть хоть сколько-то важно, остальное - суета.

Религия есть систематизированная форма предельной, абсолютной романтики, - а учитывая тот факт, что религия в основном говорит о внеопытных вещах, то она является одновременно фантастикой, доведенной до логических пределов (равно как и наоборот - романтика есть неполная религия, частичная эксплуатация религиозных чувств). Однако тот род литературы и искусства, который обычно именуют фантастическим, не может говорить о божественных вещах всерьез. Бог и дьявол часто становятся героями фантастики, но, как правило, в ироническом или сатирическом ключе. Иными словами - фантастика изображает миры и предметы, хотя и романтичные, но романтичные не до конца, не полностью. Фантастика связана со средними степенями романтичности. Когда градус романтики достигает максимума, фантастика становится религией.

Третий пункт нашей четвероякой формулы - Счастье - проявляется в фантастической литературе сравнительно эпизодически, хотя, как мы показали в главке "Золотой век", эта тема также является для феномена фантастики весьма важной. Но с точки зрения литературно-издательского или кинематографического бизнеса пугать гораздо выгоднее, чем обещать парадиз. В количественном отношении утопии не могут соперничать с антиутопиями.

Зато четвертый ингредиент романтики - Значимость - эксплуатируется фантастикой с максимальной интенсивностью. И прежде всего это проявляется в фантастическом увеличении значимости человеческой деятельности. Человек в НФ движет планетами, звездами и галактиками, а ставкой в остросюжетных повествованиях все чаще становится спасение планеты, Галактики, а то и Вселенной. Однако, быть может, с точки зрения романтики, гораздо большее значение имеет не увеличение могущества человечества, а могущества отдельного индивида.

В тех случаях, когда предметом романтического восторга оказывается человеческая деятельность, она называется героизмом. Среди романтических мотивов - особенно при разговоре о фантастической литературе, - безусловно, важнейшим является мотив героизма и "служения", мотив участия в серьезном или значительном предприятии. Именно на эту сторону романтики, в частности, обращает внимание Василий Налимов: "У человека, особенно западного и ближневосточного, есть устремленность к романтичности. Человек хочет стать героем или хотя бы участником героического дела. Для этого он должен быть увлечен идеей. Увлечен безрассудно. Он должен идти на жертву и приносить в жертву других. Культура обретает пассионарность, когда в ней просыпается романтизм" 137).

Нет нужды говорить, что едва ли не девять десятых всех современных фантастических произведений, причем как российских, так и западных, вполне подпадают под категорию "участия в героическом деле". В худшем случае герой может оказаться неспособным на предназначавшуюся ему миссию - как это произошло с персонажем оруэлловского "1984". Но попытка приближения к героизму присутствует в подавляющем большинстве фантастических книг и фильмов.

В данном пункте нет ничего специфически фантастического. Повествования о романтизированном героизме - любимая тема западной, а то и мировой культуры. Рыцарский роман и вестерн, детектив и военные приключения, Вальтер Скотт и Джеймс Бонд, древний эпос и советская биографическая серия "Пламенные революционеры" - все это рассказы о героях, совершенных ими подвигах и доставшихся им испытаниях. Далеко не всегда для рассказа о подвигах нужно фантастическое, и вообще в данном пункте фантастику можно считать разновидностью приключенческой литературы. Однако фантастика может предоставить героическим приключениям незаменимую услугу - она может предоставить пространство, на котором будут развертываться деяния героев.

Все дело в том, что условия, в которых живет большинство современных читателей фантастической литературы, крайне неблагоприятны для возникновения романтичных героических сюжетов. Героическое деяние - серьезно и искренне, между тем современное городское общество построено на условностях и сложной системе ролевых игр. В романтичных сагах герой берет на себя ответственность за свою жизнь, управляет ею, богатырь сам выбирает путь на перекрестке - в современном обществе человек часто чувствует себя винтиком в неких глобальных процессах. Наконец, героическое деяние опасно, и эта опасность сознательно принимается героем, который мужественно берет на себя ответственность за свою возможную смерть. Но современное общество - во всяком случае, в отношении средних и верхних классов, - с одной стороны, окружает гражданина оберегающей от опасностей опекой, а с другой стороны, делает по-прежнему многочисленные опасности совершенно независимыми от воли того, кто рискует. Современный человек может внезапно умереть от инфаркта, погибнуть в автомобильной или авиационной катастрофе, стать жертвой теракта или отравиться некачественными продуктами, - но все это будет результат случайности, о которой рискующий не знает заранее. В отличие от героев романтизированных повествований, современный человек не может ни принять, ни отвергнуть свои риски. Даже на войне жизнь и смерть, может быть, зависит от навыков и тренированности, но очень слабо зависит от решения - особенно это касается масштабных войн, которые приобретают характер "машины войны" и в которых солдат гибнет из-за того, что "попадает" (т. е. как бы случайно) под бомбежку (в том числе и "дружественную"), или из-за того, что его послали (кто-то) в атаку.