Виктория Ученова - Беседы о журналистике

Условный знак звучал как "энте", что по-немецки значит "утка". Так вполне безобидная птица стала символом самых беззастенчивых журналистских измышлений.

Журнал "Наука и жизнь" в разделе "Кунсткамера"

рассказал читателям, что одна из самых знаменитых "уток" вылетела в 1835 году из-под пера редактора газеты "Нью-Йорк сан". В том году известный британский астроном Дж. Гершель отправился в Южную Африку в надежде найти идеальное место для наблюдений Луны.

Астроном еще не успел распаковать свою аппаратуру, как в нью-йоркской газете появилось первое сообщение: "Новый телескоп, самый мощный из всех, созданных до настоящего времени, позволил ученому рассмотреть поверхность Луны как на ладони и первым в мире увидеть ее обитателей!" Последующие выпуски газеты подрооно знакомили читателей с жизнью селенитов - жителей Луны (Селены).

Вся мировая печать клюнула на "утку". Даже авторитетные научные журналы помещали статьи с иллюстрациями, сделанными по описаниям газеты. "Утка" погибла, когда сбившийся с курса корабль случайно доставил Дж. Гершелю несколько газет, описывавших его открытия. Ученый немедленно разослал письма с опровержением.

Другая столь же поразившая воображение "утка"

принадлежит радиожурналистике и тоже связана с космосом. Ее, как правило, приводят в пример социальные психологи, раскрывая "механизм" коллективного подражания, внушения и паники.

30 октября 1938 года северо-восток США потрясло необычайнейшее происшествие. По радио передавали инсценировку фантастического романа Г. Уэллса "Война миров" о нашествии марсиан на Землю. Передача была сделана в виде репортажа с места высадки воинственных существ, которые сеяли вокруг себя смерть и разрушение.

Перед тем как развернулись бои с марсианами, радиослушателей ознакомили с вымышленными сообщениями из обсерваторий и комментариями "маститых" астрономов о якобы приближавшихся к Земле "марсианских объектах".

Передача продолжалась около двух часов. Через час после ее начала в штате Нью-Джерси, на территории которого будто бы шло побоище, поднялась невероятная паника. На дорогах штата теснились машины, рейсовые автобусы брались с бою. Люди стремились поскорее выбраться из опасного района, паника улеглась только через несколько часов.

Полагают, что в данном случае "утка" возникла независимо от воли журналистов, как бы сама собой вылупилась, оперилась и захлопала крыльями на страх аудитории.

Но в наши дни деятели телекомпании Эн-би-си хорошо знали, чего добивались, стремясь повторить эффект.

На этот раз по сценарию роль грозных марсиан выполняли борцы за ядерное разоружение. Именно они захватили пять заложников на базе ядерных подводных лодок в порту Чарлстон (штат Южная Каролина) и требовали от Белого дома под угрозой взрыва собственной ядерной бомбы срочного разоружения этих субмарин.

Телефильм исполнен столь документально, передача велась настолько искусно, что на телестудии раздались сотни тревожных звонков. Фильм завершился ядерным взрывом над Чарлстоном - борцы за разоружение были морально заклеймены. Вот, мол, каковы они, - с неизбежностью делала вывод большая часть многомиллионной телеаудитории, - ни с чем не считаются, лишь бы настоять на своем. Долой их!

Гуси Рим спасли, а "утки" могут мир погубить - такой из этих историй впору сделать вывод.

У других профессиональных терминов и "словечек"

менее примечательная история. И все же...

Редактор "Комсомольской правды" в годы войны Б. Бурков вспоминает тяжелые будни редакционной работы. Жесткий продовольственный паек, холодное помещение, тревожное ожидание вестей с фронта - о продвижении армии, о своих близких, фронтовых полпредах - корреспондентах.

И вот в сдержанный разговор о безмерно трудном времени врывается рассказ-шутка. Его автор - журналист С. Крушинский, в ту пору фронтовой корреспондент "Комсомольской правды". Рассказ относится к середине 1943 года. В короткий перерыв между оперативными заданиями журналист хотел развеселить коллег, и это ему удалось. Вот эта юмореска, сохраненная и опубликованная Б. Бурковым.

"На днях в нашу редакцию забрел непросвещенный посетитель. Первые же услышанные слова привели его в ужас.

- Полоса загорелась, - громко сказал кто-то по телефону.

К удивлению посетителя, никто не побежал тушить полосу. Но это было только начало. Тот же голос спокойно продолжал:

- Борис Сергеевич, сегодня получен кусок Карельштейна.

Боже мой, что же с беднягой случилось, если его доставляют кусками?

- ...Непомнящий и Андреев? Они в загоне.

В загоне зимой? Хотя бы дали место в крытом сарае.

- ...Корабль склишировали. Я думаю, нужно утопить его в подвале.

В подвале? Целый корабль?!

... - Борис Сергеевич, что будем делать с Гуторовичем?

- Да уже устарел, разобрать его...

Разобрать человека, какой ужас!

- ...Потом вот что. Щеглова-то опять недотравили.

Опять? Значит, это уже не в первый раз. Хотя бы уж сразу, один конец.

- ...А так вообще все в порядке. Крушинскому отрубили хвост. Думаю, еще придется его сегодня зарезать...

Посетитель не дослушал телефонного разговора, боясь, что и до него дойдет очередь, он прыгнул с площадки шестого этажа в лестничный пролет".

Ну как? Все ли тут понятно непосвященным, против которых профессионалы составляют свой терминологический "заговор"? Стоит ли объяснять современному эрудированному читателю, что "загон" - это папка с подготовленными, но неоперативными материалами, что "подвал" - это место в нижней части газетной страницы, так же как "чердак" - в верхней? Что "разобрать" устаревшую публикацию - значит рассыпать гранки набора ы тем самым лишить автора надежды увидеть эту публикацию в газете?

А вот то, что "травление" - это важнейший процесс производства "клише", то есть заготовок иллюстративного материала для постановки в талер (специальный стол в типографии, где весь текст газеты собирается в металле), наверное, известно не каждому.

"Резать", "рубить хвосты", что называется, "ежу понятно" - сокращать уже готовые куски, которые не "встают" в отведенное для них макетом пространство.

Мучительная операция - недаром именутся так зловеще. Нет такого журналиста, который бы спокойно перенес, как его публикацию "режут" по живому - сокращают. Ощущение и вправду похоже на то, что режут тебя самого. Выверен каждый слог, отточена каждая фраза, каждый абзац. И вдруг на тебе! - не терпящий возражения приказ секретариата: сократить на 20, а то и 50 строк. Два-три абзаца! У необстрелянных авторов в этот момент на глаза набегают слезы. Рождается протест: пусть совсем не печатают, чем в искореженном виде!

Но время проходит - новичок привыкает. Во-первых, писать покороче, во-вторых, сокращать себя самого даже в самый последний момент, даже "по живому".