Журнал - Контр Культ УРа №1

КОНСУЛ — металл. Спели песню про любимый журнал "Метал Хаммер".

Творчество, короче, в «Одессе» не ночевало. Вместе с тем, она — безусловное лицо столичной концертной сцены-89.

Приехали, как известно, без отпавшего Уотерса, с молоденьким волосатым басистом, просто взлетающим от счастья, что играет в ПИНК ФЛОЙДЕ. Планировались числа с 3 по 7, но концерт 5 был перенесен на 8 — в знак памяти жертв железнодорожной катастрофы под Уфой.

Во время исполнения «MONEY» русские мани бросали на сцену пригоршни мелочи, буквально осыпая группу серебром. После концертов флойдяне ползали по полу, зачем-то всю эту мелочь подбирая.

В партере звук был чумовой. Весь саунд был, впрочем, весьма имперсонален: Мэйсона страховал целый лес барабанов с двумя ударниками, Гилмора — второй гитарист, Райта — соотв., второй клавишник. Всего на сцене фигурировало 9 человек /еще сакс с волосьями/, + три мулатки в красных мини-платьицах и черных чулочках, хором имитирующие незабвенные вокализы Клэр Терри с "Дарк Сайд".

Под сводами «Олимпийского» летала гигантская свиньища с дистанционным управлением. Хряк остался у ФЛОЙДА от старой программы «Энималз» десятилетней давности — видимо, жалко было выкидывать. Хвост у хряка плавно вращался, а вот член был хоть и огромен, но статичен и упрощен до предела: походил на абстрактный темный конус. Благородные девицы остались разочарованы: "скучное решение".

Попасть на ФЛОЙД было нелегко, и народ прибегал к изыскам.

Если спуститься в один канализационный люк перед «Олимпийским», можно, после долгих скитаний по колено в говне, выйти затем из грязи в князи. Ваши друзья, спустившись в имидже, ремонтных рабочих под землю, встречали в местных казематах отдельные группировки хиппи — некоторые мрачно спрашивали, как выйти "к сцене".

Цели наши друзья, как ни странно, достигли. Остановили смельчаков лишь один раз — под сценой какая-то переводчица спросила их по-английски, что они там делают. Но путешественники молча рванули в зал.

Что тут можно сказать?

Нынешний состав КРЕМАТОРИЯ отличается программной попсовостыо — как в саунде, так и в подходе к выступлению. Последнее представляет собой довольно постное и помпезное перепевание великих кремовских хитов всех времен. Уже на первой вещи — собственно «Крематорий» — начинаются взметнутые руки, пляски. Чем ритмичнее вещь, тем оголтелее пляски. Все это снимает телевидение, и народ радостно прыгает при виде телекамер. Отношение в совке к ТВ специфическое: увидев направленную на тебя камеру, нужно предельно оскалиться и имитировать всенародный праздник, какое бы говнище ни творилось на сцене. Все это вызывает ассоциации с Юрием Гагариным — впрочем, там была хоть какая-то импровизация.

Доказывает тезис об отношении масс к происходящему как к мажорной дискотеке взрыв тинэйджерского катарсиса на композиции "Мусорный ветер" — внедренной в народное сознание телесовком, сплотившим вокруг наших героев новые пласты советских комсомолок.

Больше всего ликуют телевизионщики и лабораторская тусовка: отсняли тот самый «рок-н-ролл», который так пропагандируется Р.Федоровым, Д.Шавыриным и прочими великими летописцами советского рока. Хотя, будем справедливы, для рок-лаборатории, которой всегда двигали менее «демократические», чем КРЕМ, интересы, все это — весьма неплохо.

Выступление КАЛИНОВА МОСТА знаменательно возвращением Васи Смоленцева — но при сохранении Бугайца. Сценически одухотворенный русский Вася, конечно же, куда больше подходит Ревякину, чем похожий на "спившегося Мефистофеля" Бугаец.

Такой вариант МОСТА — чистый аналог АЛИСЕ, где при вернувшемся Шаталине сохраняется Чумычкин. "Эх, клевый у нас был гитарист, хорошо бы его вернуть…" Если бы еще всем выкинуть сомнительные позднейшие приобретения! МОСТУ — Бугайца, [13] Вскоре после «Крыльев» МОСТ действительно избавился от Бугайца. Последний вроде бы отправился в Новосибирск — восстанавливать свой КОМИТЕТ ПО СПАСЕНИЮ ПОГИБШИХ АЛЬПИНИСТОВ — и слава Богу: там он на своем месте. МОСТ без Бугайца мы, однако, не увидели: Ревякин заболел психическим расстройством, и родители забрали его к себе в Читу, где положили в местную психлечебницу. Там он и находился, когда верстался номер. АЛИСЕ — Чумычкина… ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЕ — Фирсова… Слава Богу, последний хоть ни на чем не играет.

Сыграл МОСТ в данном уникальном варианте, увы, вещи три — дешевый тусовщик, жаждущий АЛИСЫ, поднял свист, что МОСТ доканало. Ревякина в итоге после концерта увезла «скорая» — с нервным срывом.

АЛИСА. В конце — старые хиты, а так — новая программа, фрагментами исполненная на злосчастном 7-м ленфестивале.

Совершенно мистическая вещь «Шабаш», посвященная памяти Башлачева /СашБаш-Шабаш/:

Удивительно точный образ Ленинграда.

Короче, классически по-кинчевски сделанная вещь типа "Театра Теней" — в духе славянских языческих песнопений — с наращиванием темпа и постоянной темой.

"Жар-шуга" — вещь, непредставимая без учета кинчевского взаимопроникновения с Ревякиным.

"Бес паники" — отличная игра слов с аллюзией на фирменную алисианскую бесовщину.

Игры слов вообще очень много — например, «Весла» на стихи китайского поэта Су Ши = "Суши весла".

"Новая кровь" — вещь очень личная и очень жесткая.

И все же в виде квартирной акустики это все звучит сильнее — как крик души, порез вен:

А в электричестве все, конечно, получается очинно красиво, от зубов отлетает аранжировка, но вот боль и надрыв теряются. Вместо драматического рокера выходит поверхностно-эффектный попсовик.

…Акустика, наверное, простейшая форма исповеди. Когда же человек думает о виртуозном электричестве, звуковой солидности… Чумычкин, безусловно, отлично владеет гитарной техникой, флажолетами и т. п. — и можно понять Кинчева, завернувшегося на гитаристе-профессионале. Но вряд ли можно такому человеку, пусть и прекрасному гитаристу, объяснить, что такое исповедальность, явленная в роке.