Журнал - Контр Культ УРа №1

Конечно же, все эти люди принципиально против курения плана.

СКОРПИОНЗ — здесь уже можно просто ничего не писать, ибо даже "Московский комсомолец" отметил близость щемящего мелодизма «скорпов» чувствительной душе русского человека. Прикид Клауса Майне восхитительно совмещал образы таксиста и улана. Стадион горел огнями спичек, зажигалок, бензиновых факелов and бесчисленных kisses of fire.

…Приголубь меня — как всегда, приласкай меня — как всегда… still loving you!!

А вот БОН ДЖОВИ оказался тяжеловесной барочно-попсовой лажей, воспламенившей в основном юных поклонниц КИНО, Бутусова и МИРАЖА.

Потом был джем.

Потом — фейерверк.

А еще в финале запомнилось подводящее черту в-микрофонное общение с массами какого-то общелужнецкого босса — породистого седовласого кавказца /?/.

"Спасибо нашим дорогим гостям — зарубежным артистам! Пусть приезжают к нам еще!"

Благодарный рев ста тысяч горластых глоток

"Спасибо организаторам этого замечательного мероприятия и лично товарищу Стасу Намину!"

…Слышно было, кажется, как мотыльки летают.

Л.Г.

Неподалеку от центра города, на засранном кислотными дождями москворецком берегу во глубине бетонного чрева концертно- /или военно-?/ — спортивной каракатицы по имени «Дружба» в который уж раз за лето рок-н-ролл отдавал свою мятущуюся душу — в этот день — чистой воде.

Скрипя и пукая, дедушка Урлайт приковылял полюбопытствовать /на халяву/ на это благое дело, собравшись аж в почти полном составе и обрастя по дороге многочисленной свитой из болельщиков, поклонников, соратников, словом, таких же старых пердунов как и он сам, чувствуя, очевидно, нутром, что — всё, этот раз — последний. Жизни ему оставалось — три дня.

Побродив по стоячему партеру среди представителей изрядно ограниченного на этот раз контингента простых московских зрителей, Урлайт занял одну из пустующих трибун и какое-то время "разминался красненьким". Так что, когда я теперь слышу вдруг "Апрельский марш", у меня начинает болеть указательный палец /легкая травма, полученная при проталкивании затычки внутрь емкости/, а во рту появляется вкус плавленного сырка, начиненного гнилым луком.

После разминки Настя пошла уже лучше. Такой слегка интеллектуальный попс… На колени встает… Зеленый лазер с дымом — полный вперед! Еще один ба-а-льшой глоток… и… "Вниз по теченью неба", опаньки! Хорошо пошла! "Калипсо давай!!!"

Дала…

Что же касается «Чайфа», то ныне — это, пожалуй, единственный из динозавров, не только не захлебнувшийся в потоке талой воды, но и сохранивший посреди всеобщего блядства нормальное человеческое лицо /приятный оборот! — прим. ред./

Отчего это произошло — не знаю, то ли от того, что Шахрин, не доверяя особо менеджерам, сам решает все принципиальные вопросы, то ли вообще такие крепкие парни оказались.

Я даже думаю, что, может, и стоило залезть в болото, чтобы зарабатывать деньги для тех, кто их сам заработать не может: детей, чистой воды, зоопарков и т. д. /Ходили даже слухи, что «Чайф» собирается отстегнуть энную сумму на лечение старому Урлайту. Опоздали вы, ребята, да и, случись это, не стал бы я о вас ничего писать./

Самое интересное, что на творческой стороне дела это отразилось наилучшим образом: программа на 90 % состояла из новых песен, и каждая — на голову выше всего того, что делалось раньше. "Ты — моя крепость", «Шабенина» /это, наверное, то, что делают из Шабеньи, по аналогии — "свинина — свинья"/ а говядина — говядья — прим. ред.//, "Оставь нам нашу любовь" — всего и не упомнишь.

Выгнав своего новобранца — гитариста Пашу Устюгова /на хрена козе баян?/, они обрели, наконец, свое истинное лицо. Это, в общем, такая рок-н-ролльная литургия, духовное действо, причем, если вдуматься, абсолютно христианское по содержанию. Прямые аналоги — Ю2 и Спрингстин. Впрочем, то, что последний — американский Шахрин, известно уже давно. Вова откуда-то из воздуха брал губную гармошку, и собравшийся у сцены народ плясал от души.

Надобно заметить, что такой изумительной охраны порядка я не видел еще ни разу. Два сонных мента сидели где-то на самой галерке и добродушно поглядывали на резвящуюся внизу молодежь. В зале можно было орать, пить, курить, трахаться. Можно, наверное, было даже разжечь на полу костер из стульев и играть через него в чехарду — слова никто не скажет.

И почти все это мы исправно проделывали: играли в «слона», кричали "ура!" в "Сибирском блюзе", да только вот… было в нашем поведении какое-то исступление, остервенение…

***

Закроем на этом летопись Времени Колокольчиков, оно ушло, и Урлайт, верный его летописец, останется с ним навсегда. [15] 17 сентября 1989 г. журнал «Урлайт» распался. Но эпоха не кончается в один день, и отдельные ее гонцы долго еще будут встречаться нам на ветвистых наших дорогах.

Просто в тот день колокольчики звенели особенно призывно, и мы, пытаясь ухватиться за летящие их язычки, прыгали в истерике все выше и выше.

Странная, недобрая молва ходит об этих краях. То бедолага какой решит путь спрямить — и с концами, то вроде зверя там видали, да такого, что не приведи Господь… А запах-то, запах! Особенно по весне.

Виной тому — аэрационные [16] АЭРАЦИЯ, метод очистки сточных вод /разделение воды и говна путем продувки воздуха сквозь смесь этих вод с активным, т. е. насыщенным микробами, илом. поля, проще говоря — говняные отстойники. Уж не знаю, привозят ли сюда говно на машинах или само оно стекается, но факт остается фактом — все, что круглосуточно, ежедневно и ежегодно высерается славным городом-тружеником, в конце концов оказывается здесь. В Люблино.

Сливается же все это дело в огромные ямы, разбросанные там и сям на площади во много квадратных верст. Есть ямы, где продукт посвежей, так что, в случае чего — накроет с головкой, пикнуть не успеешь. А в тех местах, куда сливали в давние годы, там все уже отстоялось, спрессовалось и начинает потихоньку обзаводиться собственной флорой, а коегде уже и фауной. Люди туда забредают редко, так что живет все это своей потаенной, неведомой окружающему миру жизнью.

Это не шутка. Когда местный исполком собрался застраивать наиболее древние участки, ученые замахали руками: с ума сошли?! Тут впору зону национальным парком объявлять — уникальный микроклимат, одних только птиц — более двухсот разновидностей!