Мишель Пастуро - Синий. История цвета (Фрагменты книги)

{1} 1 Этимология, производящая caeruleus от caelum (небо), при фонетическом и филологическом анализе обнаруживает свою несостоятельность. См., впрочем, гипотезу А. Эрну и А. Мейе в "Этимологическом словаре латинского языка" (Париж, 1979) о существовании (нигде не засвидетельствованном) промежуточной формы caeluleus. А для средневековых авторов, у которых этимология строилась на иных принципах, чем у учёных XX века, связь между ceruleus и cereus была вполне очевидной. ( Здесь и далее, кроме особо оговорённых случаев, — прим. автора. ) . Такая неточность и непоследовательность лексики, когда речь заходит о синем, отражает слабый интерес к этому цвету римских авторов, а затем и авторов раннего христианского Средневековья. Вот почему в средневековой латыни легко прижились два новых слова, обозначающих синий цвет: одно пришло из германских языков ("blavus"), другое — из арабского ("azureus"). Эти два слова впоследствии вытеснят все остальные и окончательно закрепятся в романских языках. Так, во французском языке (как в итальянском и испанском) слова, которыми чаще всего обозначают синий цвет, произошли не от латинского, а от немецкого и арабского — "bleu" от "blau" и "azur" от "lazaward" {2} 2 В старофранцузском нередко происходила путаница: слова "bleu", "blо", "blef", происходящие от германского "blau", обозначающего "синий", смешивали со словом "bloi", происшедшим от позднелатинского "blavus", искажённого "flavus", то есть "жёлтый". .

Если, вопреки мнению некоторых ученых позапрошлого столетия, римляне все же умели различать синий цвет, то относились они к нему в лучшем случае равнодушно, а в худшем — враждебно. Это и понятно: синий для них — это главным образом цвет варваров, кельтов и германцев, которые, по свидетельствам Цезаря и Тацита, раскрашивают тело синей краской для устрашения врагов. Овидий говорит, что стареющие германцы, желая скрыть седину, подкрашивают волосы соком вайды. А Плиний утверждает, будто жены бриттов красят свои тела в темно-синий цвет той же вайдой (glastum) перед ритуальными оргиями; из чего делает вывод, что синий — это цвет, которого следует опасаться либо избегать.

В Риме синюю одежду не любили, она свидетельствовала об эксцентричности (особенно в годы Республики и при первых императорах) либо символизировала траур. Кроме того, этот цвет, светлый оттенок которого казался резким и неприятным, а темный — пугающим, часто ассоциировался со смертью и с загробным царством. Голубые глаза считались чуть ли не физическим недостатком. У женщины они свидетельствовали о склонности к пороку; голубоглазый мужчина слыл женоподобным, похожим на варвара и попросту смешным. И, разумеется, в театре эта особенность внешности часто использовалась для создания комических персонажей. Так, например, Теренций награждает нескольких своих героев голубыми глазами и при этом — либо вьющимися рыжими волосами, либо громадным ростом, либо тучностью — и то, и другое, и третье в республиканском Риме считалось изъяном. Вот как описывает Теренций смешного персонажа в своей комедии "Свекровь" (около 160 года до н. э.): "Тучный верзила с курчавыми рыжими волосами, голубыми глазами и бледным, как у покойника, лицом" {3} 3 Многочисленные доказательства того, что у римлян голубые глаза считались недостатком, можно найти в латинских трактатах по физиогномике. . <...>

Начиная с эпохи Каролингов, а может даже несколько ранее (с VII века, когда Церковь ввела в свой обиход некое подобие роскоши), в тканях для церковного убранства и облачении священников стали использовать золото и яркие цвета. Однако единых норм их использования не было, в каждой епархии это решали по-своему. Основные правила богослужения определял епископ, и рассуждения о символике цвета, которые изредка попадаются в литературе того времени, либо не имеют никакого практического значения, либо отражают практику, действующую в одной или нескольких епархиях. Вдобавок следует отметить, что в дошедших до нас нормативных текстах о выборе цвета говорится редко. Церковные соборы, прелаты и теологи вспоминают о цвете лишь для того, чтобы осудить ношение полосатых, пестрых или слишком ярких одежд (борьбу с которыми Церковь будет вести и в дальнейшем, вплоть до Тридентского собора {4} 4 См. об этом: Мишель Пастуро. Дьявольская материя, или История полосок и полосатых тканей. — М.: НЛО, 2008. (Прим. перев.) ) и напомнить о главенстве белого цвета с точки зрения христологии. Белый — цвет невинности, чистоты, цвет крещения, обращения в христианство, цвет радости, Воскресения, славы и вечной жизни.

В начале второго тысячелетия тексты о религиозной символике цвета становятся более многочисленными. В этих анонимных трактатах, время и место создания которых установить трудно, авторы заняты теоретическими рассуждениями, но не говорят о роли цвета в богослужении. Они рассматривают определенное число цветов — семь, восемь или двенадцать; это больше, чем требовалось для христианской обрядовости в то время, да и впоследствии. Историку трудно определить, в какой мере эти тексты отражают действовавшие правила богослужения, но самое интересное для нас то, что ни в одном из них не только не рассматривается, но даже не упоминается синий цвет. Словно его и не существовало вообще. И это при том, что неизвестные авторы этих трактатов подробно обсуждают три оттенка красного (ruber, coccinus, purpureus), два оттенка белого (albus и candidus), два оттенка черного (ater и niger), а также зеленый, желтый, фиолетовый, серый и золотой. Но о синем — ни слова. В последующие столетия картина не меняется.

Начиная с XII века видные богословы, писавшие о литургии (Гонорий Августодунский, Руперт из Дейтца, Гуго Сен-Викторский, Жан Авраншский, Жан Белет), все чаще говорят в своих сочинениях о цвете. По отношению к трем основным цветам они единодушны: белый означает чистоту и невинность, черный — воздержание, покаяние и скорбь, красный — кровь, пролитую Христом и за Христа, Страсти Христовы, мученичество, самопожертвование и божественную любовь. Иногда они рассуждают и о других цветах: зеленом (это "промежуточный" цвет — medius color), фиолетовом (для них это своего рода "получерный", subniger, а отнюдь не смесь красного и синего), а также изредка упоминают серый и желтый. О синем — ни слова. Для них его просто не существует.

Синего цвета не существует и для того, чьи суждения о богослужебных цветах будут определять религиозную обрядность вплоть до Тридентского собора — для кардинала Лотарио Конти ди Сеньи, который позднее станет папой Иннокентием III. Около 1194—1195-го, когда Лотарио был еще кардиналом-диаконом и Римский понтифик Целестин III отстранил его от дел папской курии, он написал несколько трактатов, один из которых, знаменитый "О святом таинстве алтаря" ("De sacro sancti altari misterio"), посвящен мессе. Юношеское творение будущего папы, по тогдашнему обыкновению, изобилует компиляциями и цитатами. Но именно в этом его ценность для нас: кардинал Лотарио кратко пересказывает и дополняет то, что было написано до него на интересующую нас тему. Вдобавок в трактате подробно описаны ткани церковного убранства и священнических облачений, которые были в обиходе в Римской епархии до его собственного понтификата. В те времена другие епархии могли по желанию следовать правилам, установленным в Риме (многие литургисты и канонисты советовали поступать именно так), но ничто их к этому не обязывало, ибо римские правила еще не стали нормой для всего христианского мира; зачастую епископы и верующие придерживались местных традиций — так было, например, в Испании и на Британских островах. Однако авторитет Иннокентия III был так велик, что в течение XIII века ситуация стала меняться. В людях крепло убеждение: то, что принято в Риме, имеет силу закона и для остальных епархий. А сочинения папы, даже самые ранние из них, стали каноническими. Так случилось и с трактатом о мессе. Главу о цветах цитировали и пересказывали многие авторы XIII века, и более того: в других епархиях, даже весьма удаленных от Рима, ее приняли как руководство к действию. Медленно, но верно, дело шло к унификации правил богослужения. Посмотрим, что написано в трактате будущего папы о цветах.

Читать дальше