Джоэл Макайвер - «...Justice For Аll»: Вся правда о группе «Metallica»

Однако в этот период все начинания длились недолго, и всего через пару месяцев команда Джеймса пережила очередную трансформацию. Друзьям очень повезло, что родители Макговни, владевшие тремя домами в округе, разрешили парням бесплатно пожить в одном из них, поскольку дом в скором времени подлежал сносу в связи со строительством новой автострады. «В то время дома моих родителей переводили в муниципальную собственность, чтобы дать дорогу новой магистрали… поэтому они сказали мне, что я могу жить в одном из них, пока его не снесут, — объяснил Рон. — Окончив школу, мы с Джеймсом переехали в этот дом и превратили гараж в студию для репетиций. Мы сделали звукоизоляцию и отштукатурили стены, а еще Джеймс выкрасил балки в черный цвет, потолок — в серебряный, стены — в белый, а на пол мы постелили красный ковер!»

«Phantom Lord», зародившийся в доме Макговни, превратился в «Leather Charm», группу, более склонную к глэм-року. Как вспоминает Рон, группа была «…похожа на «Mötley Crüe», «Sweet» и эту британскую группу, «Girl»… еще мы делали каверы, например «Pictured Life» группы «Scorpions», «Wrathchild» и «Remember Tomorrow» «Iron Maiden», а также «Slick Black Cadillac» группы «Quiet Riot»».

В Хэтфилде вдруг проснулось желание быть фронтменом, а не гитаристом, привязанным к микрофонной стойке: «Ему хотелось быть лидером-вокалистом, так что на гитаре оставался один Трой Джеймс. Мы начали работать над тремя оригинальными мелодиями, из одной получилась «Hit The Lights», впоследствии вошедшая в репертуар «Metallica», другая называлась «Handsome Ransom», а еще была «Let's Go Rock'n'Roll», — вспоминал Рон. — Мы так ни разу и не выступили на сцене. Джим Маллиган решил, что хочет играть более прогрессивную музыку вроде «Rush». Он был замечательным барабанщиком, очень техничным, и, наверное, в то время наша музыка казалась ему слишком тяжелой или слишком глэмовой».

Сам Джеймс был фанатом стадионного рока. В интервью журналу «Rolling Stone» он сказал: «Наверное, самым запоминающимся концертом на моей памяти был фестиваль «California World Music». Он длился два дня. В первый день выступали Тед Ньюджент и «Van Halen» — нет, «Aerosmith». Мне было лет пятнадцать-шестнадцать. Я помню, что был с приятелем, который приторговывал ЛСД. Он оторвал край билета — разноцветный такой, — разделил его на маленькие кусочки и продавал под видом кислоты. А на вырученные деньги покупал пиво. Я тогда очень фанател от «Aerosmith» и был счастлив, что нахожусь буквально рядом с ними. Я пробился как можно ближе к сцене. Была какая-то невероятная магия в том, чтобы видеть их вот так, вживую, а не на фотографиях. Особенно меня впечатлял Джо Перри. Он был крут до невозможности. Правда, я помню, меня смутило то, что Стивен называл зрителей ублюдками. Я еще подумал: «Ого, значит, вот как ведут себя звезды?»».

Почти тридцать лет спустя Джеймс вспоминает свою юность со смешанными чувствами. Какой вклад внесли все эти переживания в развитие характера Хэтфилда? Вероятно, именно тогда в нем проявились обычное юношеское бунтарство и жажда новых ощущений. К двадцати годам Джеймс пристрастился к алкоголю и вечеринкам, как вспоминают многие его сверстники. Барабанщик Джин Хоглан, который впоследствии играл в нескольких группах, включая «Dark Angel», «Death», «Testament», «Strapping Young Lad» и «Old Man's Child», делится воспоминанием из ранней юности Хэтфилда. «Я познакомился с Джеймсом на одной вечеринке в восемьдесят первом году, — рассказывает он. — За неделю до этого отыграли Оззи Осборн и «Motörhead». Я увидел парня, разгуливающего в самопальной футболке «Iron Maiden». Я ему говорю: «Эй, чувак! Ты где взял такую футболку?» — Хэтфилд, будучи на несколько лет старше, не стал церемониться с подростком. — Он сказал: «Сам сделал!» — и ушел. Я снова догнал его и спрашиваю: «А когда ты ее сделал?» Он говорит: «Когда школу заканчивал». И я ему предложил: «У меня с собой десять баксов, — а в то время это были большие деньги, — продай ее мне!» А он: «Не продам»».

Джин, настойчивый парень, так просто не сдался и продолжил уговоры: «Ладно, — говорю я. — Вот десять баксов, сделай мне такую же! «Да отвали уже». Я его доставал всю вечеринку. Мол, парень, я так рад встретить кого-то, кто любит «Iron Maiden», — о них вообще мало кто слышал! Ну пожалуйста, сделай мне такую футболку! А он: «Да пошел ты!» Вел себя со мной как полная сволочь». Наконец присмиревший Хоглан оставил Хэтфилда наедине с пивом и ушел оплакивать свой упущенный шанс. Хэтфилд, похоже, либо посчитал ниже своего достоинства общаться с парнем заметно младше его, либо был слишком поглощен выпивкой и не хотел отвлекаться на пустые разговоры. Последнее слово, однако, осталось за Джином: «А восемь месяцев спустя я увидел его на сцене и подумал: «Ничего себе, это же тот гад, который пожалел для меня футболку с «Iron Maiden»! Пошел ты, я тебя ненавижу!»», — вспоминает он сегодня со смехом.

Эрик Петерсон, ставший гитаристом и основным автором песен в метал-группе «Testament», рассказывает, каким Джеймс был чуть позже: «Я часто ходил с Джеймсом на кеггеры (вечеринки, где подают пиво в бочках), он какое-то время встречался с моей двоюродной сестрой. Отличный парень был, забавный такой». Как юный Хэтфилд вел себя на вечеринках? Судя по всему, как настоящий необузданный мужик. «Уверен, сейчас он совсем другой, — вспоминает Эрик, — но в то время он громко рыгал, обожал мексиканскую еду, а на вечеринках не отходил от пивной бочки и очень забавно разговаривал. Он весь вечер мог повторять одну фразу: «Мать твою!» Некоторые знали, кто он такой, и подходили к нему, но он только повторял на разные лады: «Твою мать!», и так всю вечеринку. И многие говорили: «У этого парня точно не все дома!»».

Итак, был брошен еще один жребий. Джеймс нашел свое призвание: в тусовках и в игре на гитаре. Назад пути не было.

Пока юный Джеймс Хэтфилд слушал рок и предавался сопутствующим удовольствиям, за океаном, в Копенгагене, семья Ульрих готовилась к большим переменам. По ряду причин в августе 1980 года Торбен, Лоун и Ларс собрали чемоданы и переехали из родной Дании в Америку, а именно в Ньюпорт-Бич, богатый пригород Лос-Анджелеса.

Долгое время считалось, что причиной переезда стало стремление родителей Ларса направить сына в профессиональный теннис, но дело было не только и не столько в этом. «Я думаю, тому был целый ряд причин, — объясняет Торбен. — В те годы я часто играл в теннис за пределами Дании. Я писал репортажи о музыке для датских газет и часто ездил в Лондон и Нью-Йорк, чтобы собрать материал, а иногда и чтобы поиграть в теннис. У дедушки и бабушки Ларса был большой дом на побережье к западу от Эльсинора, так что мы подолгу там жили, а потом Ларс пошел там же в школу».

Казалось, все шло своим чередом. «Но в конце семидесятых ситуация изменилась, — продолжает Торбен. — Мать Ларса похоронила родителей, а я стал все активнее участвовать в «Гранд мастере» — соревнованиях для спортсменов старшего возраста. Часто турниры проходили в Гонконге и других странах, и мне становилось все сложнее кататься туда из Дании. К тому же с возрастом дальние разъезды переносить труднее».