Вера Лукницкая - Николай Гумилев

По поводу выхода "Романтических цветов" Брюсов написал в "Весах":

"Стихи Н. Гумилева теперь красивы, изящны и большей частью интересны по форме; теперь он резко и определенно вычерчивает свои образы и с большей продуманностью и изысканностью выбирает эпитеты... Может быть, продолжая работать с той упорностью, как теперь, он сумеет пойти много дальше, чем мы то наметили, откроет в себе возможности, нами не подозреваемые".

Слова эти на первый взгляд как будто окрылили Гумилева, потому что любая оценка мэтра ему важна, но вскоре наметилась раздвоенность отношения к Брюсову - хоть он и оставался Учителем, но ученик, чрезвычайно строго относящийся к собственному творчеству, сам уже сознавал, да и Брюсову писал об этом, что книга его еще ученическая. Позже в Петербурге вышли еще рецензии на "Романтические цветы".

Тем временем в Париже на "четвергах", организованных Е. С. Кругликовой в "Русском артистическом кружке", Гумилев сблизился с Ал. Толстым и М. Волошиным, В. Белкиным и Кошериным (сотрудником "Русского богатства". - В. Л.), Данишевским и Николадзе. Познакомился с писателями, художниками, скульпторами: Мерсеро, Широковым, Кирзилиным, Тарховым, Матвеевым, Досекиным, Меньшиковым, Книппером.

Но ни кружки, ни дружеские отношения, ни встречи не могли уже повлиять на окончательное решение Гумилева вернуться в Россию.

20 апреля он покинул Париж. Приехал поездом в Севастополь к Анне Горенко, затем, очень скоро, - в Царское.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

2.02.1925

В апреле Гумилев приехал в Севастополь, чтобы повидаться с А. Горенко. Снова сделал предложение и снова получил отказ. Вернули друг другу подарки, Николай Степанович вернул АА ее письма... АА возвратила все охотно, отказалась вернуть лишь подаренную Николаем Степановичем чадру. Николай Степанович говорил: "Не отдавайте мне браслеты, не отдавайте остального, только чадру верните..."

Чадру он хотел получить назад, потому что АА ее носила, потому что это было самой яркой памятью о ней. АА: "А я сказала, что она изношена, что я не отдам ее... Подумайте, как я была дерзка - не отдала. А чадра была действительно изношена".

По пути из Севастополя в Царское Село, в Москве, Гумилев посетил Брюсова и надписал ему "Романтические цветы". Летом съездил последний раз в "Березки", а оттуда первый раз - в имение "Слепнево". Мать Гумилева получила часть усадьбы "Слепнево" в наследство от покойного брата - крестного Николая Степановича.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

29.03.1928

Рассказывает А. И. Г у м и л е в а:

"имение Слепнево последнее время было 125 десятин (когда оно перешло от брата Льва Ивановича). Жена брата - Любовь Владимировна (урожденная Сахацкая) получила его в пожизненное владение, и после ее кончины оно перешло к нам троим, на три доли пришлось: Варваре Ивановне, Агате Ивановне и Анне Ивановне, но Агаты Ивановны не было в живых и значит - ее сыну Борису Владимировичу. Я вместе с Констанцией Фридольфовной пополам купили часть, принадлежавшую Борису Владимировичу Покровскому, а Варвара Ивановна передала свою часть Констанции Фридольфовне, так, что в последнее время все имение принадлежало нам - мне и Констанции Фридольфовне пополам".

Летом Гумилев подал прошение ректору Петербургского университета и был зачислен студентом юридического факультета. Через год перешел на историко-филологический. Уже в Петербурге встречался с Волошиным и Ал. Толстым, возобновил общение с Анненским и, несмотря на регулярную переписку с Брюсовым, начал заметно отдаляться от него во взглядах на поэзию. Задумал издание новой книги.

Сразу же после возвращения Гумилев сблизился с семьей Аренс - сестрами и их матерью, с которыми был знаком по Царскому Селу еще до поездки в Париж.

Из письма Гумилева - В.Е. Аренс . 1.07.1908. "Мне очень интересно, какое стихотворение Вы предположили написанным для Вас. Это - "Сады моей души". Вы были правы, думая, что я не соглашусь с Вашим взглядом на Уайльда. Что есть прекрасная жизнь, как не реализация вымыслов, созданных искусством? Разве не хорошо сотворить свою жизнь, как художник творит картину, как поэт создает поэму? Правда, материал очень неподатлив, но разве не из твердого мрамора высекаются самые дивные статуи?"

Сады моей души всегда узорны,

В них ветры так свежи и тиховейны,

В них золотой песок и мрамор черный,

Глубокие, прозрачные бассейны.

Растенья в них, как сны необычайны,

Как воды утром, розовеют птицы,

И - кто поймет намек старинной тайны

В них девушка в венке великой жрицы

Глаза, как отблеск чистой серой стали,

Изящный столб, белей восточных лилий

Уста, что никого не целовали

И никогда ни с кем не говорили

И щеки - розоватый жемчуг юга,

Сокровище немыслимых фантазий,

И руки, что ласкали лишь друг друга,

Переплетясь в молитвенном экстазе.

У ног ее - две черные пантеры

С отливом металлическим на шкуре.

Взлетев от роз таинственной пещеры,

Ее фламинго плавает в лазури.

Я не смотрю на мир бегущих линий,

Мои мечты лишь вечному покорны.

Пускай сирокко бесится в пустыне,

Сады моей души всегда узорны.

У Гумилева всегда была потребность именно в женском общении. Он считал женщин существами, более тонко, более эмоционально и, может быть, восторженно реагирующими на таинства и чудеса поэзии. Ему хотелось именно такой "отзывчивости", поэтической реакции на поэзию, поэтического восприятия жизни.

Но - кончилось лето и кончилось увлечение, а девиз: "Прекрасная жизнь это реализация вымыслов, созданных искусством" - остался навсегда.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

14.11.1925

АА рассказывает... Николай Степанович никогда не говорил ей о Лиде Аренс - никогда, ни одного упоминания не было. Она помнит его разговоры и о Зое, и о Вере, но только не о Лиде. Узнала она об этом только теперь, от Пунина.

Теперь я записываю содержание сегодняшних бесед с АА.

АА много говорила сегодня об отношениях Николая Степановича к ней и о романах Николая Степановича с женщинами. Так, говорила о его романе с Лидой Аренс. В 1908 году, весной, вернувшись из Парижа и побывав по пути в Севастополе, у АА (где они отдали друг другу подарки и решили не переписываться и не встречаться), Николай Степанович в Царском Селе познакомился с Аренсами (то есть знакомство могло быть и раньше, но сблизился). Зоя была неудачно влюблена в Николая Степановича, приходила даже со своей матерью в дом Гумилевых. Николай Степанович был к ней безразличен до того, что раз, во время ее посещения, вышел в соседнюю комнату, сел в кресло и заснул. Вера Аренс, тихая и прелестная, "как ангел", пользовалась большими симпатиями Николая Степановича. А Лида Аренс увлеклась Николаем Степановичем, и был роман; дело кончилось скандалом в семье Аренсов, так как Лида даже оставила дом и поселилась отдельно. Кажется, ее отец так и умер, не примирившись с ней, а мать примирилась чуть ли не в восемнадцатом году только.