Николай Федь - Литература мятежного века

Позднее он с подкупающей искренностью будет утверждать, что писателей "народ выдвигает для того, чтобы защищать совесть, веру и красоту", а посему должны они сворачивать с пути противостояния антинародном режиму, занявшись культурой и пропагандой нравственного выживания. "Мы сумасшедшие, которые остались в меньшинстве... Нынешняя обстановка в России едва ли сменится скоро... Тут другого выхода нет, лучше поворачивать свои знамена обратно... будем собирать подписи в защиту нравственности". Уместно ли укрываться в обитель смирения, тишины и благостного самосозерцания в то время, когда надвинулась смертельная опасность быть или не быть России? Но именно таким способом, кажется ему, да еще песнями-плясками народ может сохранить свой статус. "Знаете, чем проверяется твердость каждого народа?" - обрушил 18 июня 1995 года Распутин вопрос на участников пленума Союза писателей России, собравшихся сеять "разумное, доброе, вечное" в Якутске. Само собой, мало кто знал о спрашиваемом, а те, кто смутно догадывался, молчали на всякий случай. Тем временем оратор продолжал рассуждать таким образом: "...а таким вот фактом - соберите случайных, неподготовленных 20-30 человек и заставьте их спеть народные песни. Если споют - крепок этот народ. Если не споют - нет".

Весельчак, право, сей теоретик "народной твердости". Однако ж, сдается, на фоне проповедей смирения, тишины и песен четко вырисовывается профиль трезвого политического расчета. Иначе зачем понадобилось баловню советской власти (орденоносец, лауреат, депутат, член Президентского Совета, Герой Соцтруда - не много ли для писателя его уровня?) шпынять огулом все, что было, как он выражается, "при коммунизме", дескать, "все мы одинаково страдали от вселенской длани коммунизма, трудящейся над выправлением каждого человека на одну колодку"... Теперь же, т. е. начиная со второй половины девяностых вплоть до сегодняшнего дня, он первостатейный патриот, защитник социальной справедливости и руководство КПРФ им не нахвалится.

Вышеприведенные речения Распутина сильно смахивают на нелепые россказни ученого-богослова о том, как святой Дионисий облобызал свою отрубленную голову... Разница, мнится, лишь в том, что богослов последовательно исповедовал высокую веру, а наше литературное светило надеется только на одного человека, т. е. бывшего "великого изгнанника" и "избранника российского неба и российской земли". Между тем о земных делишках, а не о небесных деяниях сего избранника становится известно больше и больше. Нашумевший в свое время "Архипелаг ГУЛАГ", вышедший в свет за его подписью, как поведал в своих мемуарах дипломат и разведчик Бим, плод американских спецслужб. "Когда мои сотрудники в Москве принесли мне ворох неопрятных листов за подписью Солженицына, я вначале не знал, что делать с этим шизофреническим бредом. Когда же я засадил за редактирование и доработку этих "материалов" десяток талантливых и опытных редакторов, я получил произведение "Архипелаг ГУЛАГ". Мастерски проведенная по всему миру реклама этой книга нанесла мощный удар по диктатуре пролетариата в СССР".

Тут нельзя обойти молчанием геркулесовы подвиги несравненного Сергея Залыгина, опубликовавшего огромным тиражом "Архипелаг ГУЛАГ" под крышей "Нового мира". Попытке внедрить в растерзанное сознание читателя имидж "великого писателя" Залыгин, как известно, посвятил всю оставшуюся жизнь. Из его признаний явствует, что солженицынские книги дали ему в смысле исторических и прочих знаний больше, чем сотни томов других самых разных авторов. Вполне возможно. Человек редчайшей учености, которой овладел еще в отрочестве, затем укреплял чтением научно-популярных книг по мелиоративному делу и своих собственных сочинений, Залыгин мог чем-то развлечься и не заметить, что сочинения его кумира полны тотального недоброжелательства, лжи и вопиющей безграмотности, фактической и стилистической. А как понимать его столь же несуразную, сколь и забавную филиппику - в связи с реакцией Думы наречь "обустроителя России": "...ржали ему в лицо (...), мол, Солженицын никому не нужен (...). " это о человеке, который сыграл в нашем демократическом сознании роль не меньшую, чем Толстой". (Выделено мною. Н. Ф.)

В своем писании "Моя демократия", опубликованном в последней книжке за 1996 год "Нового мира", Залыгин просит считать недействительным написанное им при прежней власти по причине, надо полагать, двуличия и неискренности автора. Хочется успокоить этого человека, чтобы понапрасну не волновался, дело в том, что его конъюнктурные опусы давно забыты современниками, прочно и навсегда. Сервилизм Залыгина всегда был секретом Полишинеля.

Увы, к завершению этой скучной истории мы приступаем в самом подавленном и меланхолическом настроении, какое когда-либо стесняло человеческую грудь, преисполненную самых дружеских чувств к мастерам, виртуозам, утонченникам и проста честным труженикам пера.

Распутин как верный единодум и соратник Залыгина опубликовал в газете "Советская Россия" (27 фев. 1997 г.) большую статью "Мой манифест". В общем, ничем не лучше и не хуже своих прежних публицистических выступлений, если бы не ее повышенный менторский тон да попытки коснуться больных точек современного литературного процесса. Уже в начале своего манифеста автор, как говорится, берет быка за рога. "Сейчас, - пишет он, - среди молодых и не в меру честолюбивых писателей принято заявлять манифесты. Только я, не читающий всего, знаю с полдюжины. Есть среди них совсем срамные, любующиеся своим бесстыдством, есть грубые, "ново-русские", с крутой лихостью расправляющиеся со "стариками", которые раздражают молодых уже тем, что свои книги старики не собираются -забирать в могилу, есть манифесты пошлые, есть всякие. Не стоило бы обращать на них внимание, если бы на все лады не повторялся в них один и тот же мотив о смерти русской литературы. Молчать в таких случаях - вольно или невольно соглашаться с ними".

Неужто "срамные", "бесстыдные", "грубые", "расправляющиеся со "стариками"? Экая невоздержанность, можно сказать, этих "молодых и не в меру честолюбивых", путающих в народ возмутительные манифесты. Ату их!

Поверим. Распутину на слово и, рискуя вызвать его гнев, поинтересуемся, а не задавал ли он себе хотя бы таких вопросов: что является причиной то и дело возникающих пересказанных им злокозненных манифестов? Что достойного вели-' кой русской словесности создали писатели старшего поколения за последнюю четверть века? "а какие такие заслуги перед нынешней литературой все те же авторы - Михаил Алексеев, Валентин Распутин, Василий Белов, Сергей Есин, Юрий Бондарев, Виктор Лихоносов (иные множество раз) - награждаются премиями?