Николай Федь - Литература мятежного века

Другой ниспровергатель положительного героя в литературе А. Якубин, человек решительный, даже в некотором роде вольнодумец, смело восстал вообще против определения "положительный герой". "Схематичность определения "отрицательный" и "положительный" очевидна. По-моему, главным критерием в оценке персонажа должна быть "заразительность", с какой он написан, его жизненная убедительность". Наконец, сказал свое авторитетное слово критик Ал. Михайлов: "Меня тоже не очень устраивает термин "герой". Мы как-то исказили само это понятие, существующее в жизни, перенеся его механически в литературу". Видите ли, его "не очень устраивает"!

А мировую литературу не только "не очень устраивало", но было крайне необходимо, но далеко не всегда достижимо, о чем свидетельствует опыт Бальзака и Гюго, Стендаль и Роллана и многих, многих других. Для русской же классики (Гоголь, Герцен, Тургенев, Достоевский, Чехов, Лесков) новая русская литература возможна только под условием уяснения положительных типов русского человека.

Советская литература следовала этим принципам и добивалась поразительных успехов вплоть до 70-х годов, когда она начала клониться к упадку. Теперь уже не кажется странным заблуждением, печатно высказанное в 1976 году мнение Леонида Леонова на этот счет. В этом суждении четко обозначились его эстетические взгляды. Итак, он писал: "В особенности много грешили у нас в многочисленных дискуссиях, о так называемом п о л о ж и т е л ь н о м герое, все сорок лет в той же трубно-повелительной тональности и с единственным, в сущности, намерением о п р а в д а т ь п р о и с х о д я щ е е с нами и на наших глазах. Правду сказать, у меня как-то никогда не хватало на это энтузиазма, что крайне, до слез порой, осложняло мою творческую биографию, но умеренность и воздержание мои объяснялись не фрондой или злым умыслом, а просто непониманием - из чего готовится сей продукт, - из дуба, железа или резины. Весельчак ли это, от юмора и мудрости по любому поводу, в том числе сомнительному, провозглашающему удалое у р а, ванька ли встанька, на всех крутых поворотах недавней действительности сохраняющий оптимизм, здоровье и устойчивость, образец ли христианского добролюбия и незлобливости, приемлющий все на свете, даже лагеря и страшные бессонные ночи конца тридцатых годов! Видимо от художника требовался кибернетический автомат, бесполый и безличный без ошибок, потому что без адреса и даты, программированный на высшую степень благонадежности, нечто вроде мифического р а б о ч е г о В а с и л и я, под разными псевдонимами бытующих почти во всех, удостоенных высшей ласки, произведениях".11 (Разрядка писателя).

Как видим, начав с положительного героя, наш классик с ироничной усмешкой прошелся по всей литературе, не забыв при этом упомянуть лагеря и страшные бессонные ночи конца тридцатых годов!" Сегодня мы знаем, как он вел себя и как переделывал некоторые свои сочинения (роман "Вор") на новый лад, согласно изменившейся политической конъюнктуре. А "Пирамида"? Такое впечатление, что писатель весь свой век боялся быть искренним и правдивым.

Но нас занимает здесь другое, а именно: своим творчеством Леонид Леонов доказал, что колеблющийся, как тростник на ветру, или склонный к болезненной самосозерцательности писатель не может создать образ положительно прекрасного человека, равно как и лишенный четких убеждений критик бессилен разрешить сложные вопросы, вставшие перед литературой. В образе такого героя авторская позиция и художественное мастерство выступают в неразрывном единстве. Об этом в свое время говорил Любомир Левчев на IV съезде Союза писателей Болгарии в докладе, посвященном положительному герою национальной литературы (1980 г.). Литературный герой, сказал он, и "особенно положительный, связан с философским мировоззрением, эстетикой, политикой и прежде всего талантом писателя, который его создает. Писатель, который не носит в себе хотя бы одну искру сущности героя, не может создать его. Биографии великих авторов показывают нам, что все они были, по сути дела, герои, и, может быть, в большей степени, чем прославленные ими литературные герои. Человек вздрагивает перед житием Сервантеса, ибо не Дон Кихот, а он сам последний великий рыцарь, в то время как Дон Кихот лишь одно его дыхание. Никогда не могу представить доктора Фауста иначе, как самим Гёте, хотя легенда о том, кто продал душу дьяволу, намного старше гениального немецкого писателя... Кто больше герой - Павел Корчагин или Николай Островский?.."12

Настоящий художник отличается тем, что после него остаются созданные им образы, в которых запечатлено своеобразие характеров, нравственные искания, социальные борения и конфликты эпохи. Такие герои как бы идут в реальную жизнь, становятся необходимыми для целых поколений - они помогают не только полнее осознавать мир, но и с достоинством, когда пробьет час, расстаться с ним. Пожалуй, в мировой литературе это Одиссей и Лир, Дон Кихот и Уленшпигель, Болконский у Толстого, а рядом великие в своих страданиях образы Достоевского и трагические у Шолохова.

Как бы то ни было, вопрос о положительном герое не сходил с повестки дня на протяжении всей истории развития социалистической литературы. От его решения не уклонялся ни один из крупных художников. С другой стороны, это предполагало широкий взгляд литературной теории на развитие художественного процесса, в частности, на сложную диалектику становления литературного типа героя в новых исторических условиях. При этом важно особо подчеркнуть политический пафос проблемы, что тщательно обходили наши мыслители и витии. Создание такого героя заслуживает внимания не только потому, что он становится в известной степени примером для подражания, но еще и потому, что уже фактом своего существования в жизни и искусства он противостоит миру эксплуатации и наживы, о чем свидетельствуют выдающиеся зарубежные писатели.

Вот почему реакционные идеологи и ревизионисты всех мастей столь яростным нападкам подвергают именно такого героя. В свое время немецкий ревизионист Эрнст Фишер писал: "Положительный герой, которого требуют повелители и руководители непонятного "социалистического реализма", это Антуан, которого нет, поскольку он всего лишь фантом, отражение недействительности. Метафизически он приговорен к смерти. Но этот герой мог бы быть, ибо действительность... которую мы проклинаем и которую мы стремимся изменить, несет в себе также, несмотря на все, свет, исходящий из будущего, и вместе с тем эта действительность являет собой отчаяние, эшафот нашей мечты, средоточие черепов отмерших иллюзий".

Так идеи антисоветизма тесно переплетаются с отрицанием положительного героя нашей литературы. Но это, как говорится, чистая политика. Современный мир с его тенденцией обострения идейно-политической борьбы ставит художника перед необходимостью выбора: какую идеологию он исповедует социалистическую или буржуазную. Третьего не дано.