Ю Лебедев - Литература (Учебное пособие для учащихся 10 класса средней школы в двух частях)

Однако есть существенное различие между "все можно" Анатоля и раскрепощенностью Наташи, в которой присутствует нравственный инстинкт. "Все можно" Наташи - это желание открытых, прямых отношений между людьми, желание мирного содружества, доброго общения.

Но в моменты полной душевной открытости человек, (*133) живущий сердечными инстинктами, не застрахован от ошибок и катастроф. Свободный инстинкт Наташи переступает грани нравственного чувства и смыкается на мгновение с эгоизмом Курагина. В стихийном чувстве правды и добра есть красота и обаяние, но есть и внутренняя слабость. Драматичен избыток интеллекта, приглушающий в душе человека непосредственные ощущения жизни; драматична и стихийная сила жизненности, не контролируемая сознанием, не управляемая им.

Вместе с тем ошибка Наташи спровоцирована Андреем и Анатолем. Это люди совершенно противоположные, но известно, что крайности сходятся. Князь Андрей - отвлеченная духовность, Анатоль - плотская бездуховность. Идеал где-то посередине. Для того чтобы жить полноценной жизнью, Наташе надо преодолеть эти крайности: и полностью лишенную духовности любовь Анатоля, и отрешенную духовность князя Андрея, не умеющего ценить непосредственную силу чувств. Наташа выше каждого из них потому, что она стихийно ищет равновесия, единства чувственно-земных и духовных начал. Из стремления преодолеть эти крайности возникает странное на первый взгляд желание Наташи совместить свои две любви в одну.

Катастрофа с Анатолем и измена Андрею повергают Наташу в состояние мучительного кризиса, из которого ее выводит тревожное известие об угрозе французов, приближающихся к Москве. Примечательно, что в "Войне и мире" существует параллель между Анатолем Курагиным и Наполеоном. Для того и другого "не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что пришло ему в голову". Полное отсутствие нравственных ограничений, разрушительная сила эгоизма, сеющая несчастья в семьи Болконских и Ростовых, угрожает теперь всей России наполеоновским нашествием.

На молитве в домовой церкви Разумовских Наташа интуитивно ищет выхода из душевного одиночества, ищет сближения с людьми. Когда дьякон с амвона торжественно провозглашает: "Миром Господу помолимся", Наташа, разъясняя для себя смысл этих слов, непроизвольно определяет суть того единства, которое спасет Россию: "Миром,- все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью - будем молиться". Общенациональная беда заставляет Наташу забыть о себе, о своем несчастье. Органично живущее в ней русское начало проявляется в патриотическом порыве при отъезде из Москвы.

В эти трудные для России дни ее любовь к людям достигает вершины полного забвения своего "я" для других. (*134) Княжна Марья, приехавшая к умирающему брату, замечает: "На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение - выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю, для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи".

Сила любви Наташи заключается в том, что ее самопожертвование совершенно бескорыстно. Именно этим отличается она от расчетливой жертвенности Сони, которая "с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других...". В такой жертвенности нет душевного порыва, потому что изнутри она подточена эгоизмом.

Переход Наташи в зрелый возраст кажется на первый взгляд чем-то неожиданным: "Она пополнела и поширела, так что трудно было узнать в этой сильной матери прежнюю тонкую, подвижную Наташу..." В грубоватой резкости портрета чувствуешь желание Толстого подразнить определенный круг читателей. Эпилог романа явно полемичен. Он направлен против дурно понятых идей эмансипации и у нас в России, и за рубежом. Иронически рассказывает Толстой об "умных людях", полагающих, что женщина должна блюсти девичье кокетство и "прельщать мужа так же, как она прежде прельщала не мужа". Это развращенный взгляд людей, "которые в браке видят одно удовольствие, получаемое супругами друг от друга, то есть одно начало брака, а не все его значение, состоящее в семье". Для людей, привыкших брать от жизни только чувственные наслаждения, женщина как мать вообще не существует. Предаются кощунственному поруганию нравственные связи между супругами, духовные основы любви.

В материнстве Толстой видит высшее призвание и назначение женщины. И его Наташа - идеальное воплощение женственности - в зрелом возрасте остается верной сама себе. Все природные богатства ее натуры, вся полнота ее жизнелюбивого существа уходят в материнство и семью. Как жена и мать, Наташа по-прежнему прекрасна. И когда возвращался Пьер, выздоравливал ребенок, "прежний огонь зажигался в ее развившемся красивом теле" и "она бывала еще более привлекательна, чем прежде", "яркий, радостный свет лился потоками из ее преобразившегося лица".

Одухотворенная чувственность Наташи торжествует в (*135) семейной жизни с Пьером. Отношения между ними глубоко человечны и чисты. Пьер не может не ценить в Наташе ее чуткую женскую интуицию, с которой она угадывает малейшие его желания, и любуется непосредственной чистотою ее чувств. Пусть она не очень разбирается в существе политических помыслов Пьера, но зато она всегда улавливает добрую основу его души. Интеллектуальному, размышляющему, анализирующему жизнь Пьеру как воздух нужна Наташа с ее обостренным чувством правды и фальши, настоящего и мнимого, живого и мертвого. Через общение с нею очищается и обновляется его душа: "После семи лет супружества Пьер чувствовал радостное, твердое сознание того, что он не дурной человек, и чувствовал он это потому, что он видел себя отраженным в своей жене. В себе он чувствовал все хорошее и дурное смешанным и затемнявшим одно другое. Но на жене его отражалось только то, что было истинно хорошо: все не совсем хорошее было откинуто. И отражение это произошло не путем логической мысли, а другим - таинственным, непосредственным отражением".

Эпилог "Войны и мира". Эпилог "Войны и мира" - это гимн Толстого духовным основам семейственности как высшей форме единения между людьми. В семье как бы снимаются противоположности между супругами, в общении между ними взаимодополняется ограниченность любящих душ. Такова семья Марьи Волконской и Николая Ростова, где соединяются в высшем синтезе столь противоположные начала Ростовых и Болконских. Прекрасно чувство "гордой любви" Николая к графине Марье, основанное на удивлении "перед ее душевностью, перед тем, почти недоступным" для него, "возвышенным, нравственным миром, в котором всегда жила его жена". И трогательна покорная, нежная любовь Марьи "к этому человеку, который никогда не поймет всего того, что она понимает, и как бы от этого она еще сильнее, с оттенком страстной нежности, любила его".