Клод Леви-Стросс - Раса и история

После сказанного нам необходимо ввести новое ограничение, касающееся если не самой пригодности, то, по меньшей мере, строгости в различении между стационарной и кумулятивной историей. Дело не только в том, что это различение соответствует нашим интересам, как уже показано, но пока что ему не удавалось стать отчетливым. В случае технических изобретений вполне определенно, что никакой период, никакая культура не стационарны. Все народы располагают достаточно сложными техниками (а также преобразуют их, улучшают или предают забвению), что позволяет им доминировать над их природным окружением. Без этого они бы уже давно исчезли. Итак, суть отличия никогда не состоит в различении между кумулятивной и некумулятивной историей; всякая история является кумулятивной, разница в степени. Известно, например, что древние китайцы и эскимосы весьма далеко продвинули искусства механики; и потребовалось бы совсем немного, чтобы дойти до точки развязывания "цепной реакции", детерминирующей переход от одного типа цивилизации к другому. Известен пример с порохом: китайцы разрешили, говоря языком техники, все проблемы, которые он ставит, кроме проблемы, как его использование сделать высокорезультативным. Древние мексиканцы не знали колеса, о чем часто говорится; но оно было достаточно известно им, чтобы изготовлять для детей игрушки в виде животных на колесиках; им не хватило еще одного дополнительного хода, чтобы располагать повозкой.

При таких обстоятельствах проблема относительной редкости (для каждой референциальной системы) "более кумулятивных" сравнительно с "менее кумулятивными" культурами сводится к известной проблеме расчета вероятностей. Такая же проблема - в определении относительной вероятности сложного сочетания сравнительно с другими сочетаниями того же типа, но меньшей сложности. Например, на рулетке ряд из последовательных номеров (7 и 8,12 и 13,30 и 31) встречается достаточно часто; ряд из трех таких номеров уже редко, а из четырех - гораздо реже. И только однажды при весьма значительном количестве пусков рулетки, быть может, осуществится ряд из шести, семи или восьми номеров, подобный порядку натуральных чисел. Если наше внимание зафиксировано исключительно на длинных рядах (например, если мы держим пари на ряды из пяти последовательных номеров), то более короткие ряды станут для нас эквивалентом неупорядоченных рядов. Это означает забвение того, что они отличаются от наших лишь значимой фракцией и что, будучи рассмотрены под другим углом зрения, они, возможно, представляют такую же строгую регулярность. Продолжим далее наше сравнение. Игрок, который станет перемещать весь свой выигрыш на все более длинные ряды, возможно, испытает отчаяние после тысячи или миллиона ударов оттого, что никак не появится ряд из девяти последовательных номеров, и будет думать, что было бы лучше остановиться пораньше. Однако это не означает, что какой-то другой игрок, следующий той же формуле пари, но избравший ряды другого типа (например, определенный ритм чередования красного и черного или четного и нечетного), не увидит значимые сочетания там, где первый игрок усмотрит лишь беспорядок. Человечество эволюционирует не по единому направлению. И если в каком-то определенном плане оно покажется стационарным или даже регрессивным, это не значит, что, будучи рассмотрено с другой точки зрения, оно не содержит в себе важных преобразований.

Великий английский философ XVIII в. Юм однажды попытался развеять ложную проблему, возникающую у многих людей, задающихся вопросом, почему не все женщины привлекательны, а лишь малая часть. Без особого труда он показал, что этот вопрос не имеет смысла. Если бы все женщины были в той же мере привлекательны, как самая красивая из них, то мы нашли бы их банальными и сохранили бы наш эпитет для той небольшой части, которая превосходила бы общую модель. И точно так же когда мы заинтересованы в каком-то определенном типе прогресса, то заслугу обладания им предоставляем тем культурам, которые в высшей степени его реализуют, и остаемся индифферентными ко всем остальным. Таким образом, прогресс - всегда не что иное, как максимум поступательного продвижения в направлении, предопределенном чьим-либо вкусом.

9. Сотрудничество культур

Требуется, наконец, рассмотреть последний аспект нашей проблемы. Игрок, подобный тому, о котором шла речь в предыдущем параграфе, держащий пари только на самые длинные ряды (каким бы способом ни замышлялись эти ряды), будет иметь все шансы разориться. Иначе будет в случае коалиции держателей пари, ставящих на такие же ряды, в их абсолютной значимости, но на нескольких рулетках и договорившихся о таком преимуществе, как передача в общее достояние результатов, благоприятных для комбинаций каждого из них. Ведь если извлекши только 21 и 22, я нуждаюсь и в числе 23 для продолжения моего ряда, то, очевидно, больше шансов, что оно выйдет на десяти столах, чем на одном.

Эта ситуация весьма сходна с ситуацией культур, достигших наиболее кумулятивных форм истории. Такие крайние формы никогда не были делом изолированных культур, но тех культур, которые сочетали, вольно или невольно, свои взаимные ходы, реализуя разнообразными средствами (миграции, заимствования, торговые обмены, войны) коалиции, модель которых мы только что изобразили. И вот мы уже прямо доходим до абсурдности декларирования того, что одна культура обладает превосходством над другой. Ибо в той мере, в какой она была бы сама по себе, культура никогда не смогла бы быть "превосходящей". Подобно игроку, действующему отъединенно, она преуспела бы лишь в малых рядах из нескольких элементов, а вероятность, что длинная серия "даст выход" в ее историю (что теоретически не исключено), настолько слаба, что потребовался бы бесконечно больший отрезок времени, чем тот, в который вписывается все развитие человечества, чтобы надеяться увидеть ее реализованной. Но, как уже упомянуто нами выше, никакая культура не одинока; она всегда находится в коалиции с другими культурами, что и позволяет ей выстраивать кумулятивные ряды. Вероятность того, что среди них появится длинный ряд, зависит, естественно, от его протяженности, а также длительности и вариабельности режима коалиции.

Из этих заметок проистекают два следствия. По ходу данного исследования мы неоднократно задавались вопросом, как же произошло, что человечество могло оставаться стационарным на протяжении девяти десятых своей истории и даже больше: первые цивилизации старше двухсот - пятисот тысяч лет, а условия жизни трансформируются лишь в течение последних десяти тысяч лет. Если наш анализ верен, то дело не в том, что палеолитический человек был менее разумен и менее одарен, чем его неолитический преемник, а просто в том, что в человеческой истории на совершение комбинации, скажем, п-ной ступени затрачивалось время длительностью она могла бы произойти гораздо раньше или гораздо позже. Этот факт не более наделен значением, чем число ударов рулетки, которого должен дождаться игрок, чтобы увидеть совершившейся свою комбинацию: она может появиться сразу, после тысячи, миллиона ударов и никогда. Но в течение всего этого времени человечество, подобно игроку, не переставало размышлять. Не всегда желая того и не всегда ясно отдавая себе в том отчет, человечество налаживало дела между культурами, бросалось в "цивилизационные операции", увенчивавшиеся переменным успехом. То близость к удаче, то компрометация приобретений своих предшественников. Огромное упрощение, как бы дозволенное нашим неведением относительно многих аспектов доисторических обществ, дает возможность проиллюстрировать это ветвящееся неопределенное продвижение, ведь ничто не поражает настолько, как эти попятные ходы - от зенита леваллуа до посредственности мустье, от великолепия ориньяка и солютре до суровости мадлен, а позднее к крайним контрастам, характерным для различных аспектов мезолита.