Вера Лукницкая - Пусть будет земля (Повесть о путешественнике)

В Хорасане есть такие двери, где усыпан розами порог...

Люся познакомилась с друзьями Алисы и за одним из них по приезде из Персии последовала в ссылку...

В революционные петроградские дни ее муж погиб. Бурей гражданской войны ее занесло в приволжский городок. Она жила одна. Работала в детской библиотеке. И чем дальше шло время, чем дольше тянулось одиночество, тем ближе сливались в ее восприятии образы ее мужа и ее брата - самых дорогих ей в жизни людей.

С мыслями о них она жила и старалась быть полезной людям. Хорошо зная литературу, она внимательно выбирала книги каждому маленькому гражданину. На отдельной полке стояли книги ее брата. То были ее личные книги. Часто она перелистывала их страницы, но чаще всего те, где было описано путешествие по Персии. И она удивлялась тому, как бедны его описания в сравнении с тем, что пережила она тогда.

- Нет, Саша, ты не Саади, не Лермонтов, - сказала она, когда прочла блокнотные впечатления брата о Персии, лежа в постели отеля и не имея возможности из-за болезни осмотреть восточную столицу. - Ты, конечно, очень хорошо пишешь. Но про то, что мы видели, д лжно написать что-нибудь вроде:

Как пышен Божий свет,

Как небеса лазурны...

Много позже она будет держать в руках книгу брата и читать строчку, которую большинство людей, наверно, даже не заметили: "Эту поездку я должен был обставить несколько удобнее, чем обыкновенно, так как трудности путешествия разделяла со мной сестра".

Теперь она перечитывала эту строку и умилялась.

Путешествие в Страну роз началось с Розового озера на краю России в форте Александровском. Они прибыли туда на пароходе из Астрахани. Люся потом всегда вспоминала это озеро, которое, как волшебное зеркало, предвещало сады Хорасана. Вода переливалась малиновыми, лиловыми и розовыми тонами. Озеро было заключено в двойную раму: серебряных соляных берегов и золотистого леса вокруг.

Серебром сверкала соль, покрывая берега. Из объяснений брата, почему вода такого розоватого цвета, Люся поняла не очень много.

- Слезы Тараса, - печально усмехнулся Елисеев.

- Какого Тараса?

- Шевченко.

Брат повел сестру в домик. Они увидели садик с деревцами, посаженными когда-то ссыльным поэтом.

- Здесь он написал "Думы мои". Такая страшная тоска по родине! Есть строки, которые меня всегда ранят в дальних краях.

...В Ашхабад приехали ранним утром. Там Людмила надела черкеску. Так ей удобнее было сидеть в седле. Елисеев получил от военного начальства для охраны двух бесстрашных джигитов. И хотя громадный престиж русских после добровольного присоединения Туркмении к России нейтрализовывал стычки между персами и туркменами, но все же такие телохранители делали поездку более безопасной.

Розовая сказка началась не сразу. Переход через горы Копетдага по плодородной, но скучной долине Кучана был довольно трудным. Пыль, зной, грязная вода. У Люси полопалась кожа на руках. Английский шлем не спасал от жары, и несколько раз она была близка к солнечному удару.

В горах Копетдага путники обнаружили весьма бедную растительность. Пейзажи, правда, оживлялись караванами, движущимися из Персии в Россию и из России в Персию через горы. Верблюды, нагруженные ящиками и тюками, медленно переступали ногами.

Животный мир оказался богаче флоры: волки, шакалы, джейраны, дикие козы, одна из разновидностей сурков, изредка леопарды. Обилие змей, ящериц, черепах, особенно юрких ящериц размерами от вершка до двух аршин, да еще скорпионы, тарантулы, фаланги, каракурты.

И вот сейчас таким ароматным, звучным чудом раскрывался перед ними хорасанский сад...

В шатер вошли певцы с канумами в руках. Они пели так мелодично, так жалобно, что персы утирали слезы. Мотив щемил сердце и гостям.

Подошли персиянки, взяли Людмилу за руки, повели на женскую половину. Она поняла, что получила приглашение посетить ханский гарем. Скучающие красавицы закружили, задергали русскую гостью, задарили ее подарками.

Елисеев тем временем оглядывал дом, одежды, делал в блокноте этнографические заметки.

"Насколько безобразен и неуклюж костюм персиянки на улице, настолько же свободен и даже легкомыслен у себя дома... Персиянка выходит на улицу в огромном темно-синем одеянии, похожем на полотняный мешок, окутанная им с головы до ног. Дома же она одевается самым кокетливым образом, чтобы выставить в возможно привлекательном виде свою красоту. Набеленная, нарумяненная, с подведенными бровями, подкрашенными губами, с вымазанными красной хною руками и ногами, она носит костюм, похожий скорее на одеяние баядерки или танцовщицы, чем на костюм матери и супруги. Короткая, покрывающая только грудь рубашка, часто прозрачная, короткие нижние юбочки, как у наших балерин, и узкие, в обтяжку внизу, шаровары составляют обыкновенный домашний костюм персиянки, не говоря уже о массе всевозможных безделушек и украшений, которых она надевает столько, сколько имеет".

С вершины ханского двора Елисеев мог наблюдать живописную группу стройных фигурок. Они окружили Людмилу и теребили ее со всех сторон: их поразил ее черкесский костюм и они непременно хотели видеть, какая она не в мужской одежде.

Людмила устала от этого бурного общения и в удобный момент после традиционно восточного дастархана проскользнула сквозь густую листву жасминовых кустов в отведенные ей покои.

Доктор проснулся от шума и визга, выглянул во двор и обомлел. Фераши* разгоняли палками толпу пациентов. Осаждавшие персы - больные старцы, женщины и дети - попятились, отхлынули, и Елисеев услышал с другой стороны шлепанье туфель - это хан шел по верхней роскошной галерее с балкончиками, где великолепие, безвкусица и грязь были равными хозяевами. Шел в свой гарем через двор с большим прудом, наполненным золотыми рыбками.

Женская половина примыкала к глухой высокой стене.

Елисеев договорился с сестрой встретиться утром за фонтаном у этой стены. Наконец он дождался ее, и они вышли из ханского двора, чтобы погулять без свиты. Они обогнули стену и оказались... в тюрьме.

Каменный грязный пол. Тощие, изможденные люди с побитыми ногами, впавшей грудью, провалившимися глазами, прикованные цепями к столбам и ползающие по полу, стонали и выли, протягивая тонкие, как плети, черные руки. Елисеев бросил на землю несколько монет, и они, оставив несчастных, выбрались из холодных, мрачных стен тюрьмы.

Настроение было подавленным. Кучан, начавшийся праздником роз, обращался видением ужасов. Не задерживаясь ни на минуту, Елисеев покинул хорасанского владыку и вместе с сестрой направился в Мешхед.

- Розы Хорасана, розы Хорасана, - тихо повторяла Люся и вдруг затянула унылый мотив из песни, которая ей запомнилась на празднике.