Александр Бенуа - История живописи

Самому Блесу, между прочим, принадлежит ряд рисованных видов Рима и Неаполя, и это вполне подтверждает предположение, что он посетил Италию. К середине века поездка в Италию становится уже обычаем среди нидерландских художников, но замечательно при этом, что пейзажи их сохраняют схему, встреченную нами у Квентина Метсиса (едва ли посетившего Италию) и в общем представляющую собой разработанную и обогащенную формулу "национального" бельгийского пейзажа, лишь с незначительной примесью итальянизма [146]. И пейзажи Питера Брейгеля те же разукрашенные, вновь одухотворенные, превращенные в целый мир, национально-бельгийские пейзажи Боутса и Давида. Воспоминания о его перевале через Альпы встречаются лишь как исключения или же в далеких фонах его картин и гравюр. Весь же первый и средний план, весь остов у Брейгеля, так же, как у его предшественников, нидерландский, родной.

Во всей разбираемой группе картин первые роли отведены деревьям, скалам и небу. Общий же их характер - панорамный и, как уже указано, скорее фантастический. Деревья изображаются с темно-зеленой, впадающей в синее, листвой, они стоят отдельными пышными экземплярами или целыми рощами (превосходный пример последнего - в картине Патинира собрания Е. А. Забельской "Бегство в Египет"). Сам род растительности часто трудно определить, и в этом сказывается один из признаков поворота к "стилю" (а иногда даже к манерности). Деревья на первом плане нередко уходят кронами за верхний край рамы (первым примером такого приема является, как мы видели, "Крещение" Давида в Брюгге). Если картина крупных размеров, то стволы на первом плане разработаны подробно [147], тщательно передана их округлость, блеск коры, структура разветвления (подобное дерево на картине "Мучения св. Евангелиста Иоанна" Метсиса). В далях деревья приобретают вид круглых, отливающих в одну сторону шапок. Произведения, считающиеся "ранними Блесами", отличаются более острой "разбликовкой" листвы и глухим темным тоном теневых ее частей. На подобных картинах встречаются отдельные деревья, перерезающие самую середину композиции или стоящие резкой кулисой у края (пример последнего - в прекрасной картине собрания Н. К. Рериха; здесь Блес очень близок к Патиниру). Встречается также (например в берлинском портрете, приписанном, на основании присутствия "совы", Блесу) манерно-ажурная техника листвы, которая станет типичной для мастеров начала XVII века: братьев ван дер Вельде и Аарта ван дер Нэра. Общий тон картины в "группе Патинира" более серо-зеленый, с синими и серебристыми тонами, в "группе Блеса" - более теплый коричневый и оливковый (отличным и эффектным мастером во второй группе является Гассельт). В вычурности, с которой художники трактуют скалы, чувствуется желание перещеголять друг друга виртуозным использованием заученных форм. Важной особенностью этой школы пейзажистов является красивое широкое письмо облаков, причем наконец появляются и тени от них на земле [148].

Лукас Лейденский. Мирская жизнь Марии Магдалины

Прекрасными примерами всего сказанного являются пейзажи в трех картинах Патинира: в "Крещении", "Святом Иерониме" и "Искушении св. Антония" (первая картина в Вене, две последние - в Мадриде). Особенно в "Искушении св. Антония" фон поражает своей правдивостью и достоин лучших позднейших "интимных панорам" гарлемской школы 1640-х - 50-х годов. Весь вычурный элемент (скалы) здесь отодвинут в сторону и представляет как бы отдельную кулису, по-своему красивую, но, в сущности, лишнюю. Относительный примитивизм сказывается больше всего в значительности пространства, отведенного первому и среднему плану - остаток приема "нагромождения" средневековых миниатюр, имевшего целью передавать удаление.

Совершенно не затронутым общим романическим и "романтическим" течением остается один мастер первой половины XVI века, голландец, переселившийся в южные Нидерланды, Питер Эртсен - (der lange Pier), и сравнительно слабо отражающие влияние Италии два других: наиболее искусный художник в Нидерландах этого времени Лукас Лейденский [149]и Ян Сандерс ван Гемессен. Эртсен замечательная фигура истории искусства, он первый "чистый" реалист: несколько как будто тупой, неуступчивый, цельный поклонник натуры. Это Курбе XVI века. В истории бытовой живописи ему принадлежит одно из первых мест, но и в пейзаж он внес свою особую ноту - тем, что он стал уделять видные места чисто деревенским подробностям. У него, например, уже встречаются те незатейливые заборы и крытые калитки, которые впоследствии Тенирс избрал своими любимыми мотивами. При этом Эртсен чудесный живописец мертвой натуры. Бесподобно написаны им ветчина, хлеб, стаканы и кружка на столе венской "Пирушки" (1550 г.), достойны "молодого" Веласкеса огурцы, капуста, горшок со сметаной в брюссельской "Кухарке" и не менее превосходны утки, бочки в будапештском "Рыбаке" (1561 г.), овощи и фрукты на картинах в собраниях П. В. Деларова и П. П. Семенова-Тянь-Шанского.

Эртсен, пожалуй, несколько скучный, безжизненный художник, но он то, что французы обозначают словами "trиs peintre", и в этом отношении он истинный родоначальник голландского жанра. Не сюжет играет роль в его картинах, а наслаждение живописца передавать на плоскости пластичность, характер и "вещество" разнообразных предметов. Простейшие вещи получают у него жизненность и какую-то необъяснимую способность нравиться; их хочется трогать, гладить; плоды и яства возбуждают аппетит. Разумеется, и в этом Питер Эртсен имеет рад конкурентов - предшественников, восходящих к дивному "натюрмортисту" Яну ван Эйку, но во всяком случае его личной заслугой является создание "мужицкой", более простой и близкой к действительности "мертвой натуры", и в этом отношении ему весьма многим обязан один из величайших художников истории - Питер Брейгель-старший - "мужицкий" [150].

Иными словами приходится характеризовать Лукаса Лейденского. И он, как человек, охваченный новыми свободными веяниями, был "предан" натуре, и он писал красивые картины звучных, ярких красок, но в общем он все же не столько живописец, сколько график, и не столько натуралист, сколько стилист. Во многом он уже "ренессансный" мастер, старающийся быть, прежде всего, изящным, тонким, остроумным. Много общего между его творчеством и творчеством Дюрера, которому Лукас в гравюрах прямо подражал. Но если у первого всюду сквозит резкое, прямодушное, чисто мужественное начало и несокрушимое здоровье, то в творчестве Лукаса Лейденского есть что-то измельченное, изнеженное, вычурное и болезненное. Это искусство высоко даровитого, скороспелого художника, попавшего в межвременье, в переходный период культуры, и обреченного на годы томительного недуга и на раннюю смерть (он умер в 1533 году - в тридцать девять лет).