К Станиславский - Работа актера над собой

Время для завершения работ по системе оказалось крайне сложным. Именно тогда, в "год великого перелома", когда Станиславский, находившийся на лечении за границей, начал сводить воедино свои материалы н записи, был нанесен разрушительный удар по Художественному театру. Были поставлены под сомнение его эстетика. репертуарная политика, организационное построение "одного из культурнейших учреждений России". Систему, идеи которой и предварительном порядке были изложены в "Моей жизни в искусстве", успели объявить "субъективно идеалистической" и "мистической", что на языке тех лет было едва ли не синонимом контрреволюционности. Под сомнение ставилась не технология, но "жизнь человеческого духа", автономность "сверхсознания" и само его наличие. В подготовительных материалам для обращения в правительство Станиславский с достаточной ясностью предскажет губительный исход борьбы "на театральном фронте" во всех областях сценического искусства, в том числе и по отношению к искусству артиста: "Система" не нужна, исторический опыт Художественного театра не нужен, если мы вернемся к той стихии пьес-однодневок, которыми тридцать лет тому назад засорялись сцены русских театров" .

В начале 30-х годов Художественный театр получил новый государственный статус. Взятый под непосредственное наблюдение и покровительство высшей власти, МХАТ должен был стать академией театрального искусства, как тогда любили говорить, "вышкой". Режим наибольшего благоприятствования, казалось бы, получила и система, которую стали готовить к широкому распространению. Натерпевшийся в борьбе с "левыми", Станиславский не разгадал новой и еще более грозной беды, которая подстерегала его за ближайшим поворотом "Насаждать систему МХАТ", как тогда сформулировали, было жизненно опасно для новой театральной культуры. Сроки "насаждения" и его характер, вписанные в эпоху ударных темпов и "сплошной коллективизации". могли привести и во многом привели к необратимым для системы последствиям.

Станиславский не был чистым теоретиком, каждую новую театральную идею он привык практически изучать на сцене, проверять с учениками и оттачивать в спорах с оппонентами. С конца 1934 года он не переступал порога Художественного театра, и театр этот не воспринял его новых идей. Последние годы режиссера омрачены общей народной трагедией и глубочайшей личной драмой. Оторванный от живого театра, заключенный в своем доме в Леоитьевском переулке, он тем не менее затевает новую студию и из последних сил пытается завершить первую часть многотомного труда. Он мучается несовпадением написанного с масштабом и объемом невысказанного. В записных книжках Ю. А. Бахрушина приведены характерные слова Станиславского той поры: "Я вот пишу и думаю: нужно ли все это? Выпустили мы; заметки по "Чайке". Я был против этого. Протестовал. Ведь это-пройденный этап. я ото всего этого давно уже отказался- Вот и эта книга ("Работа актера над собой".-А. С.} - через несколько лет она устареет, а я уйду вперед к чему-то новому, если буду жив" .

Уже выпустив в свет книгу по-английски (она вышла в США осенью 1936 года в переводе Э. Хэлгуд и называлась "An Actor prepares"). Станиславский начинает править русский вариант, который превышает английский по объему почти в два раза. Он тонет в разных вариантах, бесконечно переписывает, сокращает и снова добавляет, отчаивается, передоверяет все редакторам, а сам продолжает разрабатывать новый метод, который в свою очередь требует коренной перестройки практически готовой книги!

Еще в 1932 году Хэпгуд почувствовала, что режиссер Станиславский и писатель Станиславский никак не могут сговориться. 18 октября она пишет ему из Нью-Йорка: "Меня ужасает, что ты выжимаешь книгу из себя ночью, поздно, после длинного утомляющего дня, когда ты больше не способен работать и смотреть на сделанное свежимн глазами. Ты насильно переписываешь: то, чего не позволяешь актеру, ты сам делаешь как писатель" .

Готовя книгу к изданию в родной стране, писатель Станиславский должен был еще пропустить самые дорогие для него мысли сквозь плотные идеологические фильтры 1937 гола. В феврале того года А. И. Ангаров, ответственный работник аппарата ЦК ВКП(б), настойчиво предупреждает Станиславского о том. что "туманные термины: "интуиция", "подсознательное", следует раскрыть, показать их реалистическое содержание, конкретно рассказать людям. что такое это художественное чутье, в чем оно выражается" . Автор книги предложенного насилия над собой не совершил, ничего не "раскрыл" и "не разъяснил", но ответ великого режиссера ответственному чиновнику производит бесконечно грустное впечатление: "Есть творческие ощущения, которые нельзя отнимать от нас без большого ущерба для дела. Когда что-то внутри (подсознание) владеет нами, мы не отдаем себе отчета в том, что с нами происходит... Если б мы сознавали свои действия в эти минуты, мы не решились бы их воспроизводить так, как мы их проявляем. Я обязан говорить об этом с артистами и учениками, но как сделать, чтоб меня не заподозрили в мистицизме?Научите!" "Работа актера над собой" вышла осенью 1938 года. Ни "подозрений" в мистицизме, ни живой дискуссии книга не вызвала - некому было дискутировать. Старый кошмар, смутивший душу Станиславского еще на заре нового века, когда он задумывал систему, реализовался сполна и в формах, которые даже его фантазия не могла вообразить. Книгу возвели в святцы, а систему стали "вводить принудительно, как картофель при Екатерине". если воспользоваться известным выражением Б. Пастернака. Как и в случае Маяковского, это была "вторая смерть", в которой сам Станислаиский не был повинен. Нужны были годы (и какие годы!), чтобы советский театр вновь повернулся к идеям Станиславского, почувствовал их реальные очертания и действительный объем. Совокупными усилиями практиков, театроведов и педагогов было сделано достаточно много для изучения наследия Станиславского, издания его работ, хотя и сегодня приходится признать, что в плане развития системы и понимания самых сложных ее областей мы находимся пока что в приготовительном классе.

За рубежом идеи Станиславского стали известны гораздо раньше, чем вышла книга в переводе Хэпгуд, Они были занесены сюда в разное время актерами, которые играли в МХТ или в его студиях, или теми, кто непосредственно сталкивался в работе со Станиславским. И здесь возникли старые сложности. Шарон Мари Карнике, которая взяла на себя труд сопоставить русскую.и английскую версии "Работы актера над собой", справедливо пишет, что еще до выхода книги между Ли Страсбергом и Столлой Адлер, двумя истолкователями учения Станиславского, произошел "непоправимый раскол". Он "отразился на всем американском театре", хотя, как отмечает исследовательница, "работы Страсберга и Адлер, если взять их в совокупности, отражали в одном случае идеи раннего Станиславского, а в другом - позднего, то есть представляли собой поперечный срез меняющихся воззрении основоположника учения" . В накаленной атмосфере дискуссий вокруг системы люди театра ждали слово самого Станиславского. Книга "An Actor prepares" удовлетворила этот интерес. Режиссеры. актеры и педагоги не только в США, но и во многих иных странах (с английского последовали перевиды на испанский, французский, итальянский и другие языки) стали представлять систему в том виде, в каком она была предложена в переводе Хэпгуд. Остается вопрос, насколько адекватно был понят Станиславский в английском переложеии, тем более что в 1936 году была опубликована только первая часть книги, а вторая - "Работа над собой в гворческом процессе воплощения" - вышла лишь через тринадцать лет, в 1949 году. Та же Ш. Карнике считает, что система была воспринята односторонне, в основном как теория подготовки актера к игре, как духовно