Елена Коровина - Великие загадки мира искусства. 100 историй о шедеврах мирового искусства

А зря! Ведь был же прав наш поэт Пушкин. Не в том, что тоже обвинил Сальери в смерти Моцарта, а в том, что написал: «…гений и злодейство – две вещи несовместные!» И это непреложная истина. Впрочем, поверить в зависть и коварство для рода человеческого всегда привычней. Ведь сколько веков длится этот эффект Моцарта – Сальери, хотя, казалось бы, уже можно понять: гении – не убийцы, а убийцы не останутся гениальными. Ибо зло губит талант, сводя его на нет. Гениальные художники Кастаньо и Тициан не убивали своих соперников по творчеству. Может, потому, что действительно были гениями? Но и Сальери не травил Моцарта, хоть гением и не был. Впрочем, откуда такие суждения? Сальери тоже был гением! Ведь только гениальному человеку под силу продолжить нить великого искусства, воспитав гениев новых времен – Бетховена, Шуберта, Листа и других. Не будь педагога Сальери, порвалась бы связь времен.

Франц Йозеф Гайдн (1732–1809) – величайший австрийский композитор, которого почитает весь мир. Однако после его смерти случилось загадочное происшествие, до сих пор повергающее в такой шок историков и музыкантов, что они предпочитают и не вспоминать об этом зловещем событии. Так что если у кого-то из читателей слабые нервы или слишком уж яркое воображение, пролистните этот воистину роковой рассказ.

Все началось с того, что в 1820 году решено было перенести прах почившего 11 лет назад композитора с венского кладбища в город Айзенштадт, где он прожил 30 лет, находясь на службе у князей Эстергази. Всем было известно, что в Вене Гайдн был захоронен 1 июня 1809 года на старом кладбище Хундстурмер. Похороны прошли в спешке: в столице Австрии находились французские войска. «Если б не было таких обстоятельств, то похороны Гайдна превратились бы в траурное шествие, равного которому еще не видели в Вене», – скорбно написал старинный друг композитора Андреас Штрейхер, известный изготовитель венских роялей. Увы, в атмосфере военной неразберихи было не до траурных шествий. Даже музыка не звучала. По словам современника, «ни один капельмейстер не сопровождал Гайдна в последний путь».

Понятно, что австрийцы чувствовали себя в долгу перед великим соотечественником. Поэтому и решено было перезахоронить останки гения с большой помпой. И вот в сентябре 1820 года князь Миклош Эстергази-младший (Николай Эстергази II), в чьей семье Гайдн и служил капельмейстером, приказал со всевозможным почетом эксгумировать останки композитора, дабы перепроводить их в Айзенштадт. На торжественное вскрытие собралось множество народа. Рядом с могилой наготове стоял траурный катафалк, обитый роскошным черным крепом и золотыми бантами. Могильщики вскрыли гроб, бережно вынимая тело, и вдруг на землю упал пышный парик усопшего Гайдна. И стоящие рядом люди увидели немыслимое: под париком не было головы композитора!

Толпа в ужасе отшатнулась. Кто-то закричал. Женщины попадали в обморок. Мистический ужас объял присутствующих.

Мероприятие было смято. Зрители в панике разбежались. Появление полиции не внесло покоя. Слуги Эстерхази спешно погрузили тело без головы на катафалк и повезли в Айзенштадт. Сам князь в гневе и ярости потребовал тщательнейшего расследования. Уже через неделю служба княжеского дознания вкупе с полицией выявили подозреваемого – управителя княжеского дома в Леопольдштадте Иоганна Непомука Петера. После нескольких допросов сей Непомук (надо же какая говорящая фамилия: мук не помнящий!) признался, что вступил в тайный сговор с секретарем Эстергази – Карлом Розенбаумом. Тот сошелся с чиновниками из Вены – Юнгманом и Ульсманом, сотрудниками налогового управления и городского казначейства. О чем же вели речь все эти уважаемые члены общества? Вот дневниковая запись Розенбаума: «Мы говорили об отделении этой, во всех отношениях достойной почитания, головы. Все было определено точно». Ну не мистика ли, не роман ли ужасов?! Нет – малый факт из реальной жизни добропорядочных венцев.

Далее события развивались так: Розенбаум взял своего верного друга Якоба Демута, которого охарактеризовал как достойного, полноватого, жизнерадостного мужчину, и оба этих веселых венца отправились на кладбище Хундстурмер. Дело было 4 июня 1809 года, то есть спустя три дня после похорон Гайдна. Демут вскрыл могилу, отделил голову. А Розенбаум положил ее в пакет и отправился в госпиталь, дабы там, прости Господи, медики отделили плоть и оставили только кости черепа. За ними-то и охотились почтенные венцы.

Вот уж слов нет. Да что они – маньяки безумные или святотатцы проклятые?! Да такого и в бреду не насочиняешь, а тут – спокойненько наяву. И при том, что «все определено точно» – заранее и по плану…

Да что ж за план такой?! Оказалось, вполне научный. Если надо – и черепа из могилы для науки не жалко. Но что ж за наука такая?! Неужто есть? Увы – существует. И в XIX веке по Европе бродила, и в ХХ столетии в фашистские измышления перекинулась. Именуется френологией. По ней выходило, что по черепу человека можно узнать его истинные наклонности. И в 1797 году венский анатом Галль (между прочим, Франц Йозеф – тезка Гайдна) поразил мир открытием: сыскал «шишку гениальности музыканта», которую «с легкостью можно обнаружить на черепе немного назад и наружу от внешнего глазного угла». С тех пор и начался «роман ужасов»: приверженцы френологии начали раскапывать могилы, отделять головы и искать на них шишку музыкальной гениальности. Фанатики сумели выкопать останки Доницетти, позже – Баха, Шуберта, Бетховена. И это только гении первого ряда, могилы которых они осквернили. А были еще и музыканты не столь известные. Но к чему же френологам столько?! А вот зачем: теория никак не желала подтверждаться – приметы музыкального гения не нашлись ни у Шуберта, ни у Бетховена, ни у многих иных. Из всего этого маразма вышла одна польза: у Баха шишка у левого виска действительно подтвердилась, правда, у него, бедняги, вообще была носовая опухоль. Зато по его черепу скульптор Леффнер создал портретный бюст – выходит, еще в XIX веке скульпторы умели воссоздавать хотя бы примерные портреты по останкам.

Но вернемся к Гайдну. Разъяренный князь Эстергази ни о какой френологии и слышать не пожелал – приказал всех участников осквернения забрать в кутузку. Да вот беда – голову-то надо было найти. Иначе неприлично хоронить, тем более в усыпальнице будущего музея!

Непомук, отвезший голову в госпиталь, рассказал, что, забрав череп, он передал его Розенбауму. Полиция обыскала дом бывшего секретаря, но безрезультатно. К тому же жена Розенбаума болела, не могла встать с постели. Негуманно тревожить бедную женщину. Ох уж эти простофили! Впрочем, не только полицейским, но и любому человеку в здравом уме и примерещиться не сможет, что «больная» лежала на соломенном матрасе, в котором и был спрятан мешок с черепом Гайдна.