Артемий Троицкий - Back in the USSR

Это еще не вся песня, примерно половина. Но места для большой цитаты не жаль: тексты Майка имеют несомненную познавательную ценность, поскольку дают реальное представление об образе жизни и духе ленинградских «мансард». Можно было предвидеть, что Майк сильно удивит зал, но спонтанность и сила реакции превзошли все ожидания. Когда он пел свой коронный номер — медленный тяжелый блюз под названием «Ты — дрянь», — публика кричала «браво», улюлюкала и аплодировала буквально после каждой пропетой строчки (сохранилась запись). Это было невероятно, тем более что в зале сидели не экспансивные грузины, а цивилизованная и снобистская столичная молодежь. Чем же Майк ее так взбудоражил? Возьмем любой куплет «Дряни» — все они примерно одинаковы и посвящены описанию аморального образа жизни героини песни и ее болезненных взаимоотношений с автором.

Ничего особенного, правда? Ни прекрасного, ни ужасного. Тем не менее на одних это производило впечатление откровения, а других смертельно шокировало. И все лишь по той простой причине, что у нас об этом петь не принято. Зарифмовав, даже не без изящества, полуночные разговоры, пьяные признания и выведя в качестве героев абсолютно неприукрашенную сегодняшнюю рок-богему, Майк открыл нашим ребятам совершенно новую эстетику, эстетику «уличного Уровня»*,

* Пайк тоже не изобрел все сам. Будучи, как и Гребенщиков, грамотным рок-фаном» он много лет методично переводил тексты Боуи, Дилана, Волана, Рида, Заппы и т. д.

поставил перед ними зеркало, направленное не вверх, не вбок, а прямо в глаза. Из «Оды в ванной комнате»:

И символично, что эта эстетика оказалась ближе к Высоцкому, чем к Макаревичу...

Наконец, будучи человеком девственно-несведущим в законах «официальной» культуры, Майк ненароком потревожил Большое табу, «скелет в шкафу» нашей рок-музыки, да и всего искусства, — секс. Далеко не все вещи он называл своими именами, но даже такая степень «полуоткровенности» у нас до сих пор встречалась только в сугубо нецензурных, «блатных» песнях.

О чем петь нельзя? О чем петь нужно?.. Группы сторонников и противников Майка подрались на улице после концерта (еще вчера они не знали не только друг друга, но и самого провокатора спора). «Левые» режиссеры, драматурги и писатели ходили с обалдевшим видом и повторяли как заклинание: «Очень интересно, очень интересно», а иногда и «Просто потрясающе»*.

* Не энаю, так ли это на самом деле, но Людмила Петрушевская уверяла меня, что написала пьесу «Бабуля-блюэ» непосредственно под впечатлением от концерта Майка.

Больше всех обалдел сам Майк, дебют которого оказался сродни первому показу Элвиса по телевидению. Через пару дней он написал об этом песню со словами: «Слишком много комплиментов, похоже на лесть. Эй, Борис, что мы делаем здесь?»

Макаревича я никогда не видел еще таким раздраженным. «Как тебе?» — «Омерзительно. Я считаю, что это хулиганство». Я ничего не мог ответить.

Стало ясно — что-то уходит в прошлое навсегда.

Был февраль 1981 года. У меня оставалось две недели от прошлогоднего отпуска, и срочно надо было их использовать как угодно. Тайм-аут получился очень жалкий. Сначала мы с Борисом Гребенщиковым полетели в Тбилиси — Бобу обещали там устроить шикарные сольные концерты. Вместо этого маленькая местная девушка бесцельно водила нас по дешевым закусочным, где мы ели хачапури. Разочарованный лидер «Аквариума» отбыл в Ереван, а я остался в городе, где дождался «Машину времени». Мы вместе сходили на футбольный матч «Динамо» (Тбилиси) — «Вест Хэм». Нас почему-то принимали за английских болельщиков, но относились очень дружелюбно. На следующий день мы поехали в горы, в Бакуриани, где вся «Машина» начала заниматься горнолыжным спортом, а я не знал, куда себя деть. Макаревич был увлечен своим первым кинопроектом, фильмом «Душа»*,

"Машина времени выступила в фильме в качестве безымянного ансамбля, аккомпонирующего двум признанным поп-звездам - Софии Ротару и Михаилу Боярскому. Фильм получился плохой. Проект оправдывало только наличие в фонограмме нескольких песен «Машины», Но даже гонорар за музыку к фильму у Андрея украли из квартиры.

и все разговоры велись вокруг съемочных интриг (Алла Пугачева, которая должна была играть главную роль, развелась с режиссером фильма: кто мог бы ее заменить? — и т. д.), а также длины лыж и марок креплений... Более стимулирующей была компания жившей в соседнем отеле Мананы Менабде, отличной певицы в стиле декадентского кабаре, исполнявшей жестокие романсы и джазовые баллады низким, почти мужским голосом.

Спустя несколько дней я оставил творческую молодежь и вылетел в Ленинград, поскольку был приглашен на день рождения тамошнего уроженца, некоего Свиньи. Знакомство со Свиньей (настоящее имя Андрей Панов) стало финальным аккордом богатого на события 1980 года. Он возник на пороге нашей квартиры в декабре, около полуночи и без предупреждения. Одет он был как персонаж с плаката «Секс пистолз», но в утепленном «русско-морозном» варианте: я запомнил массу булавок и цветной галстук, торчащий из-под засаленного полупальто. Он сказал, что он панк (это было заметно), и достал завернутую в целлофан ка-тушку: «Это наша бомбочка». Точнее, это была запись квартирного выступления группы «Автоматические Удовлетворители», в которой Свинья был вокалистом и автором песен. Опять средний темп, массивный звук фузз-гитары и голос, будто пробивающийся сквозь обилие слюны в ротовой полости. Программный текст гласил:

Другие запомнившиеся фразы:

Или:

После Гребенщикова и Майка это слушалось как детский лепет. Я люблю наивное творчество, но здесь и наивность была какой-то надуманной. При чем тут черная икра?.. Некоторые песни были бредово-абсурдными, и это получалось смешнее и достовернее: