Ада Сконечная - Русский Парнас

Сам разносторонний ученый, сведущий во многих отраслях науки, он умел и в доступной форме донести эти знания — по физике, химии, математике, истории — до простых людей. Этой цели служил, в частности, основанный им в 1843 году совместно с А.П. Заблоцким журнал «Сельское чтение», имевший научно-популяризаторский и дидактический характер. Вот какую высокую оценку дал ему Белинский: «Колоссальный успех «Сельского чтения» основан был на глубоком знании быта, потребностей и натуры русского крестьянина и на таланте, с каким умели издатели воспользоваться этим знанием...»

Читая воспоминания современников об Одоевском, невольно вспоминаешь лучших представителей эпохи Возрождения — та же разносторонность, та жа светлая вера в человека, которому доступно все, если только ему раскрыть глаза на духовное богатство мира.

Каждый, кому удавалось хоть немного узнать Одоевского, попадал под обаяние его светлой личности. В воспоминаниях Авдотьи Панаевой есть страницы, рассказывающие об Одоевском. Процитируем здесь небольшой отрывок, потому что и он красноречиво подтверждает уже сказанное об Одоевском, живо рисует его внешность, манеры, характер: «...все его любили, потому что такого отзывчивого, благодушного человека трудно было отыскать. Он был предан всей душой русской литературе и музыке. Кто бы из литераторов ни обратился к нему, он принимал в нем искреннее участие и всегда по возможности исполнял просьбы; если же ему это не удавалось, то он первый сильно огорчался и стыдился, что ничего не мог сделать. Манеры Одоевского были мягкие, он точно все спешил куда-то и со всеми был равно приветлив. Ему тогда, наверное, было лет сорок, но у него сохранились белизна и румянец, как на лице юноши».

Доброжелательность Одоевского была одна из его главных черт, притягивающих к нему людей. Он умел отыскать в каждом человеке хорошую сторону, проблеск таланта.

«Он не говорил еще с ним, а уже был его братом. Лень он называл славянщиной, извиняя ее в других, не допускал в себе.

Он был рачителем чужой нужды, ходатаем за чужое горе. В нашем обществе князь Одоевский был явлением исключительным», — пишет Соллогуб.

Одоевский, например, материально помогал Берлиозу, в последние годы жизни терпевшему нужду, хотя сам был далеко не богатым человеком.

В 1862 году Владимир Федорович возвращается в Москву, где так блестяще начал свой жизненный путь и откуда уехал более тридцати лет назад. В Москве он поселился на Смоленском бульваре, в доме князя Волконского (дом № 17, строение во дворе). Как и прежде, его жизнь в Москве наполнена до предела, насыщена умственными занятиями.

Поэт Афанасий Афанасьевич Фет дает зарисовку московской жизни Одоевского этого периода:

«Полный энергии и разнообразнейших жизненных интересов, князь в этот вечер был особенно любезен и разговорчив. Будучи прирожденным и ученым музыкантом, он никогда не расставался с небольшим церковным органом, на котором играл в совершенстве. «Я могу, говорил он, припомнить своих первых учителей грамоте; но кто обучил меня нотам — положительно не знаю».

...Князь сел за орган и с полчаса предавался самым пышным и изысканным фугам. Мало-помалу он перешел к русским, национальным напевам. «Вы не знаете, спросил он меня, песни, приписываемой царице Евдокии Федоровне? Я тщательно записал слова и голос этой песни и издал их. Я надпишу эти ноты и подарю вам их на память», сказал князь, исполняя то и другое...»

Афанасий Фет по памяти воспроизводит слова песни, подаренной ему Одоевским:

Интерес к народному песенному творчеству, а также к древней русской музыке возник у Одоевского давно. В 1846 году в Петербурге, будучи помощником директора императорской Публичной библиотеки, он погрузился в изучение старинных нотных записей, захваченный национальным колоритом древнерусской песенной традиции. Этому он посвятил ряд своих научных работ.

Одоевский постоянно заботился о приобщении к искусству народа:

«Дайте Вы нашему народу средство развить свои художественные способности посредством музыкальных школ, посредством театра, который есть школа своего рода, преимущественно посредством оперы, которая бы отвечала настроению русского духа, и наш народ отстанет от тех полудиких ндравов , вследствие которых производит часто столь грустные явления, столь несообразные с другими превосходными качествами, которыми господь бог одарил русского человека. Независимо от важности художественного элемента самого по себе, он есть лучшее лекарство против неправильного развития буйной силы. Меньше было бы у нас пьянства, воровства, разора в семействах, одним словом, всего того, что творится от нечего делать, когда убедятся у нас, что ни умственное, ни нравственное развитие народа невозможно без художественного развития...» (статья «Услышим ли мы оперу «Юдифь» в Москве?»).

В октябре 1864 года Русское музыкальное общество открывает в Москве бесплатный класс. По этому поводу Одоевский выступает в печати со статьей «Бесплатный класс простого хорового пения Русского музыкального общества в Москве». Он раскрывает важность этого начинания для приобщения к музыке широких слоев населения. В том же году Одоевский открывает у себя дома «Специальные чтения о музыке», на которые собирается немало любителей.

Одоевский стал одним из инициаторов создания в 1865 году «Артистического кружка», сыгравшего немалую роль в культурной и театральной жизни Москвы и России, внесшего значительный вклад в эстетическое и нравственное воспитание актеров.

Когда-то, в 1825 году, за год до отъезда в Петербург, Владимир Одоевский приветствовал в печати открытие Большого театра. Теперь, в 1866 году, он выступает с торжественной речью в честь открытия Московской консерватории, в которой выражает надежду, что консерватория послужит к преуспеванию не только музыки, но и всего русского искусства.

Одоевский знакомится с Петром Ильичом Чайковским, еще начинающим композитором. С тем же молодым пылом, с которым когда-то воспринял музыку Глинки, он встречает сочинения Чайковского, относится к нему с трогательным вниманием. В дни, когда в Большом театре идет «Воевода» — первая опера Чайковского, Одоевский приглашает автора к себе в ложу.

«Эта одна из самых светлых личностей, с которыми меня сталкивала судьба», — писал Чайковский в 1878 году Н. Ф. фон Мекк.

И уже в последние месяцы жизни Одоевский приветствует расцветающее дарование Николая Андреевича Римского-Корсакова, чью музыкальную картину «Садко» он услышал в концерте: «Садко» Корсакова — чудная вещь, полная фантазии, оригинально оркестрованная. Ежели Корсаков не остановится на пути, то будет огромный талант», — записывает он в дневнике.