Кристиан Паризо - Модильяни

Однажды Амедео приводит Люнию в окраинный квартал, чтобы показать ей натурщицу обожаемого им Тулуз-Лотрека; зовут ее Ла Гулю, что значит «обжора». Опустившаяся и всеми забытая, «обжора» теперь на потеху зевак выступает в ярмарочном балагане в клетке с дикими зверями. Когда заходит речь о Сутине, Люния вспоминает обед на улице Жозефа Бара: бедный, изголодавшийся Хаим накинулся на вкусное угощение, приготовленное Ханкой, а потом так и уснул за столом. Модильяни тогда воспользовался случаем, чтобы сделать его портрет при свечах. В другой раз Сутин пришел к Збо с большим полотном, которое только что закончил, — там были дивные осенние цветы. Леопольду вздумалось предложить эту картину Гюставу Кокьо, жившему тогда на Московской улице. Однако все они были без гроша. Потребовалось исхитриться так и сяк, чтобы наскрести 15 сантимов на автобусный билет. Их маленькая банда отрядила к коллекционеру Люнию, благо она была с ним знакома. Ханка сопровождала ее, но к торговцу заходить не стала, предпочла подождать на бульваре Батиньоль. Картина понравилась Кокьо, и он выложил за нее 75 франков. Люнии запомнилась пирушка, которую они закатили по такому случаю, и как Амедео удалось уговорить Сутина купить себе пару башмаков. Ведь бедный малый в ту пору разгуливал, обмотав босые ноги тряпками и бумагой.

В те дни Люния становится излюбленной моделью Амедео. На обороте одного из рисунков, что он с нее сделал, набросав при свете свечи, художник вывел фразу, которая ему особенно нравилась. Она повторена еще на нескольких его рисунках:

24 июня на адрес Зборовского приходит телеграмма от Жанны с просьбой к Амедео срочно выслать деньги, чтобы заплатить кормилице-калабрийке и купить билеты — она хочет вернуться в Париж. «НЕТ ДЕНЕГ ДОРОГУ ВЫШЛИ ТЕЛЕГРАФОМ 170 ФРАНКОВ ПЛЮС 30 ДЛЯ КОРМИЛИЦЫ ПИСЬМО ПРИБУДЕТ ВСЛЕД СУББОТУ ВОСЕМЬ СРОЧНО НАЙДИ КОРМИЛИЦУ». О том, что Жанна снова беременна, в телеграмме ни слова. Это она сообщит ему при встрече.

Пока не подыскали новую няню, маленькую Джованну поручают заботам Люнии, приютившей ее у себя, то есть в квартире Зборовских. Амедео, который снова запил в компании Утрилло, запрещено входить в ее комнату, когда он пьян. Мамаше Соломон, зоркой, как рысь, консьержке дома на улице Жозефа Бара, доверена деликатная миссия следить, чтобы этот запрет выполнялся. Надобно заметить, что та питает ненависть к Утрилло.

«Когда они являлись глубокой ночью, оба нализавшись вдрызг, — вспоминает Люния, — было слышно, как они горланят песни и хохочут на перекрестке. Амедео мог часами мыкаться внизу у подъезда. Сердце щемило — мне было больно видеть его таким жалким. Мы не зажигали света, чтобы он поверил, что все уже легли спать, и видели, как он уходит, вместе с другом скрываясь вдали. Иногда я уступала его мольбам, тогда он входил в дом, садился подле малышки и неотрывно смотрел на нее, пока сам тоже не засыпал».

Во время сеансов, когда Люния позировала Амедео, Жанна иногда заходила посмотреть на них. Ее волосы были гладко зачесаны, на губах блуждала рассеянная улыбка. Учтиво поздоровавшись и пробыв с ними совсем недолго, она удалялась, чтобы отдохнуть. Беременность утомляла ее сверх всякой меры. Если Амедео отправлялся в кафе, она теперь редко сопровождала его, ведь в таких заведениях вечно царит толчея и накурено.

Иногда у Модильяни спрашивали:

— Как поживают твоя жена и дочка?

Он отвечал:

— Хорошо. Жена плохо переносит беременность, она предпочитает оставаться дома и рисовать. А малышка Джованна сейчас за городом недалеко от Версаля, в Шавиле.

Во время маленького семейного праздника у Зборовских и Люнии Амедео на листке линованной бумаги пишет следующее:

«Сегодня, 7 июля 1919 года, я даю обещание жениться на мадемуазель Жанне Эбютерн, как только получу документы».

Внизу вслед за подписью Амедео Модильяни ставят свои имена Леопольд Зборовский, Жанна Эбютерн, Люния Чеховская.

Некоторые авторы, ссылаясь на неуравновешенность и беспорядочный образ жизни Амедео, утверждали потом, что не стоит принимать всерьез эту записку, нацарапанную второпях, в состоянии эйфории, накануне отъезда в Англию, где будет поставлена на карту его карьера художника. Но куда вероятнее, что с концом войны, когда наладились нормальные административные связи, он предпринимал демарши, чтобы узаконить свои отношения с Жанной, чего раньше не мог сделать в силу обстоятельств. Ведь она должна была родить ему второго ребенка.

Лондонская экспозиция под названием «Выставка французского искусства 1914–1919 годов» была открыта с 9 августа до 6 сентября 1919-го в «Мэнсард-Гэллери», расположившейся под самой крышей большого магазина «Хил-энд-Санз». Ее организаторами стали братья Ситуэлл, два английских аристократа, родные сыновья той самой леди Иды Ситуэлл, чей портрет Амедео сделал в 1907 году по фотографии.

Трое детей леди Иды — Осберт, Сэчверелл и их сестра Эдит, — по пути в Италию, где они любили проводить свой досуг, остановясь в Париже, познакомились с работами Модильяни. Это случилось благодаря Сэчвереллу, который бывал у Зборовского и Поля Гийома и даже купил прелестный рисунок Модильяни. А его брат Осберт был издателем и главным редактором журнала «Искусство и литература», который сам же основал в 1917 году. Эти-то братья Ситуэлл и задумали вместе со Зборовским организовать обмен выставками между Лондоном и Парижем. До сей поры в Лондоне работал один лишь Пикассо: в мае 1919-го он приезжал туда с труппой русских балетов Дягилева, поскольку обязался изготовить декорации и костюмы для «Треуголки» Мануэля де Фальи.

Экспозиция имела большой успех и у широкой публики, и у интеллектуалов. Всем клиентам магазина разослали приглашения. Были распространены сто пятьдесят афиш, четыре тысячи проспектов и тысяча триста каталогов. К концу выставки насчитают двадцать четыре тысячи пятьсот тридцать посетителей. Список художников, участвовавших в ней, впечатляет. В общей сложности их было тридцать девять, в том числе Пикассо, Матисс, Дерен, Вламинк, Маркусси, Леже, Дюфи, Сюрваж, Валадон, Утрилло, Модильяни, Кислинг, Сутин, Ортис де Сарате, Цадкин, Архипенко. Английский журналист и писатель Арнольд Беннет сочинил предисловие к каталогу, где представлены 358 работ, в том числе 158 живописных холстов, 19 скульптур и 141 рисунок. Критики Т. В. Эрп, Роджер Фрай, Габриэль Апкин и Клайв Белл с энтузиазмом воздали ей должное.

Амедео Модильяни там представлен как нельзя лучше: 59 работ. Девять картин и пятьдесят рисунков — последние были уложены в корзину из ивовых прутьев, и посетители имели возможность их покупать по шиллингу за штуку. Арнольд Беннет в предисловии к каталогу писал: «Я сильно подозреваю фигуративные творения Модильяни в том, что они смахивают на самые что ни на есть подлинные шедевры».