Александра Амшинская - Тропинин

. Следовательно, годом рождения мог быть «1785». В упоминавшейся же книге А. Н. Андреева, которая также была издана при жизни Тропинина, указывается «1790». Из некрологов, сообщающих о кончине 77-летнего живописца, выводится «1780». И, наконец, еще один год с точным указанием дня и месяца рождения приводит в своей статье Н. Рамазанов. Однако в конце очерка автор, видимо, пользовавшийся материалами некрологов, указывает на последний, семьдесят седьмой год жизни художника, не приводя этой цифры в соответствие с им же сообщенной датой рождения. И все же точная фиксация числа указывает на документальный источник, которым располагал первый биограф Тропинина. И пока в архивах не отыскалось более достоверное свидетельство, условимся верить Рамазанову и считать, что Василий Андреевич Тропинин родился 30 (19) марта 1776 года в селе Карпово Новгородской губернии.

Табличка у двери дома, улица, носящая знакомое имя, город или село, где прошло детство… Какими законами объяснить магию этих мест, позволяющих не только разумом, глазами, но как бы всем существом вновь пережить давно ушедшее? Быть может, это чувство масштаба, дающее возможность соотнести себя с необычным окружением и вдруг почувствовать ритм той, другой жизни?

Нет таблички, указывающей место рождения Тропинина. В Новгородской губернии более двадцати сел и деревень носит название Карпово или Карповка! Может быть, отсутствие указания на уезд и волость объяснялось тем, что село находилось близ Новгорода в Новгородском уезде?

Мысль искать родное село Тропинина около Новгорода поддерживает то обстоятельство, что мальчиком будущий художник был отдан учиться в новгородскую школу. А ведь он родился крепостным. И должно было быть самое благоприятное стечение обстоятельств, чтобы он мог получить даже начальное образование.

Если бы Тропинин жил в одной из отдаленных волостей, поступление в новгородскую школу могло встретить серьезное препятствие — большую часть года связь отдаленных сел с Новгородом была затруднена. Обилие болот и влажный климат делали дороги труднопроходимыми. Ближайшее же село Карпово находилось всего в шестнадцати верстах от города. Не эти ли шестнадцать верст явились для художника первыми на пути его жизни?

Повторяя этот путь сегодня, сразу же оказываемся в плену русской истории и поэзии. Прошлое живет в каждом названии, открывается за каждым поворотом дороги памятниками ушедших лет.

Широко, неторопливо течет Волхов, отражая в своей спокойной глади голубое небо и белые курчавые облака, среди которых, как далекая мечта, как воспоминание, — стройная маленькая церковка, символ поэзии и чистоты русского художественного гения — «Нередица». Ей уже восемь веков. В годы Великой Отечественной войны ее, словно живую, расстреливали враги, а сейчас она, воскресшая и по-прежнему юная, сверкает белизной среди зелени прибрежного луга. На другом берегу Волхова — синекупольный, с золотыми звездами, также белоснежный, еще более древний и, как богатырь, могучий Георгиевский собор Юрьева монастыря. Отсюда дорога поворачивает вправо и вдалеке открывается мутно-зеленая полоса с белыми гребешками волн — Ильмень-озеро. Еще немного далее, в окружении молодых елей, высится строгий силуэт древней рубленой церкви. А по другой стороне дороги до горизонта раскинулись глинистые поля. Во времена Тропинина здесь еще были кое-где леса, все эти земли считались лучшими, они были заселены гуще, чем другие волости. Их получали по дарственной царей наиболее знатные люди и монастыри.

Старой деревни Карпово уже не существует. Ее поглотили разросшиеся соседние селения. А ведь некогда это была большая деревня! Еще в 1907 году здесь было одиннадцать домов и жило восемьдесят два человека. До нашего времени сохранился только один дом.

Рабочая пора. На улице ни души. Дождь прогнал под крышу ребятишек, спрятались собаки и куры. Потемнела прибитая к земле трава, почернели как бы набухшие влагой избы, раскисла колеями взрезанная улица. И среди будничного ненастья, такого обычного в этих местах, — маленькие, квадратные, по-северному высоко расположенные окна в изумрудно-зеленых ставнях, с ярко-синими наличниками, сплошь заросшие цветами — розовыми, темно-красными, алыми и белыми. Они горят, пламенеют на фоне мокрых бревенчатых стен, делая улицу нарядной, праздничной.

Голыми глазницами своих окон встретил единственный дом бывшего села Карпово. Все убранство его в ситцевой занавеске, закрывающей беленую печь. Старый дом доживал свой век вместе с единственной обитательницей, осиротевшей во время последней войны.

В памяти старожилов еще сохранились рассказы о бывшем неподалеку господском доме, где некогда помещалась школа. Но был ли это тот самый дом, который двести лет назад принадлежал графу Миниху и где в числе дворни жил казачок Василий Тропинин? Горы архивной «руды» предстоит еще перевернуть, чтобы убедиться в этом.

Миних. Это имя известно в русской истории. Его носил выходец из Пруссии, принятый на службу Петром I. Генерал-губернатор Петербурга при Петре II, фельдмаршал и первый министр при Анне Леопольдовне, Бурхард Христофор Миних был при Елизавете приговорен к четвертованию. Казнь, однако, заменили ссылкой. Петр III вернул Миниха, а Екатерина вверила ему строительство и укрепление Балтийского порта.

В виде царского вознаграждения Миних и получил, вероятно, земли в Новгородской губернии. Жившие на этих землях свободные крестьяне стали крепостными. Всего одно поколение сменилось с тех пор ко времени рождения будущего художника. Свежа была еще кругом вольная старина, при которой сила вырастала доброй, а души прямыми и открытыми.

Семья Тропининых принадлежала младшему отпрыску Минихов — графу Антону Сергеевичу. Положение семьи в это время было сравнительно привилегированное. Отец будущего художника служил управляющим. Свято соблюдая интересы своего господина, он был отмечен особой милостью и получил личную свободу. Правда, «милость» к отцу не распространялась на детей — они оставались собственностью господина. До «юношеского возраста» Василий Тропинин вместе с другими детьми оставался в родительском доме, потом их записали в новгородскую школу для обучения грамоте.

К моменту открытия первого училища в Новгороде, по случаю шестидесятилетия Екатерины II — 2 мая (21 апреля) 1786 года, Василию Тропинину могло уже быть десять лет.

Указ об учреждении народных училищ в губернских городах России насчитывал к тому времени десятилетнюю давность. Как и многие другие действия Екатерины, направленные на «пользу народа», он был чистой фикцией. Для его осуществления не было выделено достаточных средств, не были подготовлены и сколько-нибудь образованные люди, способные стать учителями. Не встретило это начинание сочувствия и в самом провинциальном обществе: состоятельные горожане предпочитали приглашать иностранцев-гувернеров, бедные стремились пристроить детей с малых лет к какому-нибудь делу. Поэтому набор учащихся для открытия первых школ явился для местных чиновников большой трудностью. В школу детей зачисляли едва ли не насильно.

Читать дальше