Максим Дубаев - Рерих

Елена Ивановна Рерих писала из Индии американским сотрудникам, что трудности, связанные с получением виз, только помогли приобрести новых друзей и проверить на прочность старых.

Прошел уже год с момента первого отказа в английских визах, а Николай Константинович никак не мог встретиться с женой. В октябре 1930 года, в то время, когда корабль Рериха был на пути в Коломбо, помощники Елены Ивановны, без ее ведома, дали согласие на медицинское освидетельствование. В Англии снова подняли вопрос о визах, решение должно было быть принято в строжайшей секретности от непримиримых врагов Николая Константиновича. Разорвать этот заколдованный круг решил принц Уэльский.

4 ноября Николай Константинович и Юрий Рерихи прибыли в Пондишери. На просьбу выдать въездные документы они снова получают отказ, и даже принц Уэльский не сумел перебороть бюрократическую машину английской разведки. Тогда Н. К. Рерих попросил своих друзей немедленно послать петицию, подписанную сотнями известных людей. Были вновь разосланы письма во все инстанции от имени нескольких десятков учреждений и организаций.

Наконец Рерих решился обратиться к самому вице-королю Индии:

«Абсолютно невозможно везти ее вниз, на жаркую равнину. Доктора, которые знают ее состояние, подтверждают, что она может совершить морское путешествие ценой своей жизни. Низкие места и жара в равной степени убийственны для нее. Последние шесть месяцев беспрерывных волнений и справедливое возмущение всеми клеветническими слухами и газетными сообщениями нанесли серьезный ущерб ее здоровью… Я уверен, что Вы примете в расчет действительно трагическое положение нашей семьи и дадите нам разрешение посетить Кулу, которая является единственной целью нашей поездки».

Последним аргументом Н. К. Рериха было то, что вместе с ним приехал и личный врач Елены Ивановны. Николай Константинович позже вспоминал эти события: «Перед нашим отплытием из Марселя мы дали телеграмму британскому министру Гендерсону о нашем отъезде в Пондишери, на что он телеграфировал нам, что это „принято во внимание“. Кроме французской визы во все пять французских владений в Индии мы запаслись еще португальской визой в Гоа и в португальское селение около Бомбея. Британский консул в Пондишери был чрезвычайно встревожен нашим приездом, тем более что по местному обычаю приезжие в Пондишери имели возможность посещать и Мадрас. Британский консул озабоченно спрашивал нас, что мы будем делать, если виза все же не будет выдана. Мы сказали, что приобретем имение в Пондишери, а затем будем ездить во французский Чандранагор (в 20 милях от Калькутты), в Гоа, в Каракал и в другие места, согласно нашим визам. Наши сожители по гостинице в Пондишери уверяли, что на деньги, потраченные на одни телеграммы, можно выстроить целый большой дом» [369].

Между тем английский консул в Пондишери вовсе и не думал проводить врачебное освидетельствование жены Рериха, он в мягкой форме отказал Н. К. Рериху, заявив, что медицина не его профиль.

17 ноября генерал Бахадур Ладен Ла официально заявил английским властям, что, по его сведениям, Н. К. Рерих находится на «советской службе» и что он участвовал в распространении «найденных в погребах Индии» антиправительственных листовок. Немедленно последовал протест со стороны рериховских организаций, а 21 ноября было составлено письмо английской королеве. 25 ноября из Лондона пришел ответ, что виза Рериху будет выдана с условием, что он поедет в Кулу и заберет жену.

Положение создалось крайне неприятное, такого обещания Николай Константинович дать не мог. Один из сотрудников музея был срочно командирован в Лондон, где, несмотря на уверения английских чиновников в симпатиях Н. К. Рериха к большевикам и революционерам, он все же сумел добиться визы для Николая Константиновича и его сына.

5 декабря 1930 года виза была выдана. Через месяц пребывания в Пондишери Н. К. Рерих получил разрешение на поездку в Кулу, правда, с оговорками и ограничениями: «Профессору Рериху было дано разрешение посетить Британскую Индию на условиях покинуть ее, в случае необходимости, в течение трех месяцев» [370].

Но это было уже не страшно, Николай Константинович и на этот раз вышел победителем. Вот что он писал потом в дневнике:

«После месяца пребывания в знойном Пондишери мы в одно прекрасное утро на площади увидели чапраси (служащего) британского консула, бегущего к нам, махая какой-то бумагой. Оказывается, виза от вице-короля. В последнее свидание с нами британский консул удивленно спрашивал:

— В конце концов, скажите, что все это значит?

Мы отвечали:

— Если даже вы не знаете, то как же нам знать?

Некоторые злые языки поговаривали, что все то дело устроено нами же для рекламы, настолько непонятен был этот нелепейший эпизод от начала до конца. Но кто возместит потраченное время и огромные расходы, вызванные всеми этими перипетиями? Когда смотрю на толстенную папку нашего визного дела, то даже невероятно бывает вспомнить все вреднейшие человеческие попытки пресечь культурную работу. Но с тех пор в мире произошло столько всяких злостных ухищрений, что наш эпизод, длившийся без малого год, становится лишь одним из показателей современной „цивилизации“, быстро утрачивающей всякую человечность» [371].

Идея создания международной организации по охране культурных ценностей возникла у Н. К. Рериха еще до революции, в 1904 году, в Петербурге.

Замысел проекта сформировался в общественный договор всех стран мира под названием «Пакт Рериха» только к 1929 году. Николай Константинович начал активно привлекать к осуществлению своего плана видных общественных деятелей Америки.

Зинаида Лихтман в 1929 году написала в своем дневнике: «Затем пришли Николай Константинович и Светик. Н. К. говорит, что интересно, что [Уильям] Бора ответит на план of Art Treasures Protection [Защиты сокровищ искусства], который они оставили у него» [372].

Задуманный Николаем Константиновичем Пакт сразу нашел поддержку у многих конгрессменов и политиков. Было решено обнародовать проект и дать о нем информацию, но многие газеты не захотели печатать текст рериховского Пакта, считая его несерьезной забавой известного художника. Зинаида Лихтман 12 февраля 1930 года с сожалением писала:

«Хотя Фрэнсис и дала вчера в пять газет „Roerich Pact“, сегодня ни в одной из них ничего об этом не появилось. Николай Константинович очень огорчен этим отношением прессы» [373].

И только одна газета, «New York Times» [374], в этот день напечатала заметку о «Пакте Рериха».

За время пребывания Николая Константиновича в Европе его проекты обрели последователей во многих странах, и уже начиная с 1929 года можно было писать историю создания Пакта.