Максим Дубаев - Рерих

P. S. По последним сведениям, в Карачи уже приходят советские пароходы, и таким прямым рейсом отправка значительно упрощается» [420].

Когда Николай Константинович писал это письмо, он еще не знал, что Луис Хорш не только не показал представителю Амторга самые знаменитые картины, но и объявил Н. К. Рериха давно умершим, и только значительно позже, получив письмо из Москвы, Гусев узнал, что художник жив-здоров и находится в Индии в своем доме в Кулу. Вместе с посланием в Амторг Н. К. Рерих отправил в Америку и письмо Зинаиде Фосдик, в котором он более откровенно написал о своих планах и о том, какое значение придает этой новой возможности вернуться в СССР:

«Только что начал очередное письмо, как пришло письмо из Амторга… Как видите. Вам придется созвониться и повидаться с Гусевым. И, конечно, это свидание будет началом хорошей дружбы. Вы понимаете, как заботливо и благожелательно нужно осведомить Гусева о том, что дело с картинами осложнено агрессией и захватничеством Хорша… Не следует говорить, что картины эти невозможно приобрести — пусть этот вопрос остается открытым… Конечно, Вы не будете вдаваться в чрезмерные подробности, чтобы не затемнить главное, а именно желание Комитета по делам искусств иметь картины для музеев СССР. Вы знаете, как люди быстро устают от подробностей не близкого дела и разочаровываются. Между тем Вы видите из моего письма Гусеву, насколько я сочувствую желаниям Комитета по делам искусств. Вы скажете также, что для охраны этих картин существует особая Корпорация, в которой Вы и друзья принимаете участие и которую Хорш пытается обойти. Теперь из конца письма Амторга можно видеть, что Комитет по делам искусств интересуется не только этими [картинами], но и вообще моим искусством, поэтому я сообщаю Гусеву, что у нас здесь, в Гималаях, находится большая коллекция моих картин, упоминание о которых Вы найдете в копии моего письма. Имейте в виду, что это обстоятельство чрезвычайно важно, которое должно быть доведено до прекрасного заключения… Также Вы обратите внимание на заключительные слова моего письма о готовности служения на Родине и, со своей стороны, подкрепите их известными Вам формулами о моей любви к Родине. Может быть, будет уместно и дать ему список статьи из журнала „Мысль“, которая у Вас имеется» [421].

Возвращаться в Россию Николай Константинович собирался со всей семьей. Он писал Зинаиде Фосдик: «Если бы явился интерес к моей семье, то следовало бы упомянуть о Юрии и его необычном знании восточных языков и огромном историческом труде „О Народах Средней Азии“, который он не может закончить здесь из-за недостатка материалов, и в этом Родина могла бы прийти ему навстречу — ехать он всегда готов. Также, наверно, будет речь и о таланте Святослава, который сейчас является, несомненно, лучшим портретистом. Видите, какое важное обстоятельство надвинулось. И Вы чуете, с каким нетерпением мы будем ждать последующего. Главное, следует подчеркнуть в беседе значительность и красоту последних здешних картин, которую так оценивают здешние критики и музеи, а также и наше постоянное желание работать на Родине» [422].

Николай Константинович волновался, что может не успеть и что представители Москвы могут передумать и купить картины другого художника или посчитать, что Рерихи не должны возвращаться в Советскую Россию из-за своих либеральных взглядов. Письмо к Зинаиде Фосдик Н. К. Рерих заканчивал восторженными словами:

«Вот какими важными обстоятельствами начинается 1946 год. Пусть он окажется годом благого строительства…посылаем это письмо вне очереди для ускорения. По получении этого письма немедленно созвонитесь с Гусевым…» [423]

Почта из Америки в Индию и обратно шла долго. Иной раз ответа приходилось ждать два месяца. Почти в каждом послании в Америку Николай Константинович вспоминал о главной встрече:

«Теперь поверх всех текущих дел перед Вами стоит беседа с Гусевым…» [424]

Но в отличие от других писем — важное послание достигло Нью-Йорка всего за 10 дней, и 15 января Зинаида Фосдик писала в Индию:

«Ваше значительное письмо от 2.1.46 пришло 12-го Января… и я тотчас позвонила в Амторг, но г-на А. Гусева не было в городе. Вчера днем он меня принял, и у нас была крайне интересная беседа. Во-первых, он мне показал Ваше письмо к нему и при этом объяснил, как он узнал о коллекции у Хорша, или вернее, что он узнал, что здесь имеется такая коллекция Ваших картин, и он пошел ее смотреть раза три. Но, видимо, что-то его смущало, и он начал расспрашивать. Спросил Яременко, которого он знает, и последний ему сказал, что был суд с Хоршем и были затронуты картины. Тогда он написал в Наркомпрос письмо, сообщая о наличии коллекции Ваших картин здесь. Там очень заинтересовались этим и просили подробностей. Хорш ему, оказывается, показал и предлагал двести тридцать картин, и когда Гусев написал о том количестве в Наркомпрос, ему оттуда ответили, что должно быть гораздо большее число картин в Нью-Йорке. Но когда там узнали о каких-то судах, о чем Гусев им писал, со слов Яременко, они ему указали обратиться к Вам, что он и сделал. По его словам, там желают иметь большую коллекцию Ваших картин, ибо там имеется всего около шести Ваших картин, не больше! (Он, вероятно, имел в виду Третьяковскую галерею.) Он сказал, что Вас чтут как великого русского художника, как русского патриота, любящего свою Родину, и что Ваши картины должны быть достойно представлены там. Привел в пример Репина, которого знают все, от мала до велика, и поэтому такое же отношение должно быть к Вам. Очень характерно!» [425]

День ото дня, с каждым письмом, росла уверенность Николая Константиновича в том, что скоро поступит приглашение из Советского Союза и он вместе с семьей сможет наконец переехать в Москву или Ленинград.

Действительно, после переговоров с А. Гусевым Н. К. Рерих мог рассчитывать на помощь советского правительства в возвращении на родину. Как писала Зинаида Фосдик, узнав из письма Николая Константиновича о том, что у него в Индии имеется большая коллекция, включающая картины, особенно важные для России благодаря их историческим сюжетам, Гусев немедленно сообщил об этом в Наркомпрос. Глава Наркомпроса лично написал А. Гусеву о картинах Н. К. Рериха и «желательности иметь их в Советской России».

От Зинаиды Фосдик Н. К. Рерих узнал, что вся необходимая информация была передана А. Гусеву, оставалось только ждать ответа высоких советских чиновников.

«Это дало мне возможность, — писала Зинаида Фосдик, — сказать ему многое об этих последних картинах, их исторической ценности, а также о той непередаваемой панораме Азии и Гималаев, которая написана Вами и которую они могут без всяких затруднений получить прямо от Вас, причем даже отправка их будет несравненно облегчена благодаря пароходным сношениям. Сказала ему о том, как Индия ценит Ваше искусство, как высоко говорят о нем лучшие критики там, и как, несмотря на все это, Вашим давнишним желанием было видеть эти картины на Родине. Сказала ему также о той высокопатриотической работе, которая была проделана Вами во время войны, Ваших статьях, которые пересылались нами во Всесоюзное общество культурных связей с заграницей (ВОКС), и появлении некоторых из них в журналах там… а затем я сказала о Вашем и всей Вашей семьи горячем желании послужить Родине и о том, что я Вам выслала по Вашей просьбе отсюда анкеты, ибо там без представителя Советского Союза Вы не могли этого сделать. И теперь, ввиду того, что туда направляется представитель, Вы с ним снесетесь по его прибытии… На него произвел сильное впечатление факт о том, что Вы так думаете о Родине и работе там. Я много говорила о Юрии, его трудах, блестящем имени в Европе и Азии и его огромных знаниях. Он очень восторженно заметил, что Юрий найдет огромное применение своим знаниям на Родине. Также говорила о Святославе, его славе одного из крупнейших современных портретистов. Он крайне внимательно слушал, делал записи, и все это пойдет куда следует» [426].