Максим Дубаев - Рерих

«Так и жили на Васильевском острове, на набережной против Николаевского моста, — вспоминал Николай Рерих. — Наискось было Новое Адмиралтейство. На спуск военных судов приходили крейсера и палили прямо нам в окна. Весело гремели салюты и клубились белые облачка дыма» [9] Листы дневника. Т. 2. С. 97. .

На первом этаже четырехэтажного каменного дома располагались лавки, второй и третий этажи занимали Рерихи: на третьем были жилые комнаты, а на втором нотариальная контора Константина Федоровича. Дом был арендован у генерал-полковника И. О. Рубана, хотя на том же Васильевском острове у Рерихов был свой собственный дом, но он не подходил для нотариальной конторы главы семейства, так как был деревянным, не таким большим, да еще и находился на 16-й линии Васильевского острова.

Однажды, по просьбе Константина Федоровича, всей семьей Рерихи поехали на его родину, в Газенпот, и зашли к сказительнице Анне Трейя, а потом на обратном пути мать Николая, Мария Васильевна, взволнованно повторяла мужу:

«Ты слышал, Костя, ты слышал? Она дважды повторила, что наш Коля будет великим человеком».

Вся семья возвращалась в свой петербургский дом, где глава семьи имел респектабельную нотариальную контору.

Школьные годы Николая Рериха прошли в одном из лучших учебных заведений Петербурга — частной гимназии Карла Мая. С этой гимназией была связана судьба всей мужской половины семьи Рерихов: ее окончили два младших брата Николая Константиновича, Борис и Владимир, потом в эту же Gymnasium und Handelsschule von К. May поступил старший сын Николая Рериха Юрий и, наконец, там же учился и младший сын Святослав, ставший, как и отец, известным художником.

Гимназия была основана в 1856 году простым школьным учителем Карлом Ивановичем Маем (Шарль Жан Май).

В первый год здесь обучалось всего 10 учеников и занятия были платными. Долгое время годовой взнос за учебу был постоянным и составлял 120 рублей в подготовительных классах и 160 рублей — в старших.

Каждый класс имел необычное для столичных гимназий немецко-латинское название: Unter-prima, Ober-prima, Secunda, Tertia, Quarta, Quinta, Sexta, Septima. В 1873 году, когда в гимназии ввели VIII класс, вместо Septima появились Unter-Septima и Ober-Septima. Карл Иванович всегда любил подчеркнуть свою приверженность к классическому образованию, он ориентировал учеников на вступительные экзамены в европейские университеты и институты.

Занятия начинались в 9 часов утра и продолжались до 16 часов. Среда и суббота были короткими днями — с 8 до 12 часов. Для изучающих древние языки вводился еще дополнительный час. Так что большинство учеников приходили в гимназию каждый день к 8 часам утра. Урок обычно продолжался 53 минуты, перемена была короткой — всего 7 минут. Но большая перемена продолжалась целый час. Это время отводилось для гимнастических упражнений и завтрака.

Весной 1882 года школе были присвоены права гимназии Министерства народного просвещения, и К. И. Май был официально утвержден в должности директора. В том же году, 8 июля, на основании особого доклада, учитывая многолетний положительный опыт двуязычного преподавания, император Александр III, в виде исключения, разрешил продолжить в гимназии Мая преподавание всеобщей истории, древних языков и географии на немецком языке. Если число учеников гимназии в 1882 году было 132 человека, то к 1884 году оно значительно увеличилось.

Поступив в ноябре 1883 года в Gymnasium und Handelsschule von К. May, Николай Рерих оказался в особой атмосфере, о которой писал в своих воспоминаниях товарищ Н. К. Рериха по гимназии, Александр Бенуа:

«…я довольно скоро удостоверился, что эта новая школа мне по вкусу. Никакой формы в ней не полагалось, большинство товарищей принадлежало скорее к среднему кругу, никаких особенно блестящих путей гимназия не сулила… Зато я нашел в ней нечто очень ценное: я нашел известный уют, я нашел особенно мне полюбившуюся атмосферу, в которой дышалось легко и в которой имелось все то, чего не было в казенном учреждении: умеренная свобода, известная теплота в общении педагогов с учениками и какое-то „несомненное уважение к моей личности“.

Это было довольно своеобразное заведение… Тон всему задавал основатель и директор гимназии, носящей его имя: Карл Иванович Май, человек, в момент моего поступления, уже очень пожилой, но все еще деятельный и достаточно подвижный. Только что помянутая атмосфера была целиком его созданием — как личных его душевных и сердечных качеств, так и его принципов и целой теории, выработавшейся на основании этих качеств. Карл Иванович твердо верил в то, что от юного существа можно всего добиться посредством выказываемого к нему доверия. Понятно, что среди нас было немало мальчиков, которые злоупотребляли добротой Карла Ивановича и даже, за спиной, издевались над этой самой его доверчивостью. Но большинство учеников уважали и любили своего директора, и это нежное чувство возникало почти сразу с момента первого контакта с ним самим. Во всяком случае, я „Карлушу“ полюбил именно в первый же день, а затем остался верен этому чувству до конца. Мне сразу понравилась и вся его своеобразная, я бы даже сказал, курьезная внешность. Это был маленький, щупленький, очень согбенный старичок, неизменно одетый в черный долгополый сюртук. В своей старчески исхудалой, точно дряблой руке он всегда вертел табакерку, которой нередко пользовался, а из заднего кармана сюртука у него торчал большой красный с желтым платок — что вообще полагалось всегда иметь нюхальщикам табака. Уже это одно „отодвигало“ Карла Ивановича во времени куда-то далеко и придавало его облику какую-то поэтическую старинность. Но совершенно своеобразным было и все лицо, вся голова Карла Ивановича: черные как смоль волосы (злые мальчики уверяли, что они крашены), „кокетливо“ подстриженные прямой челкой, выдающийся до карикатурности острый красный носик. Подбородок был „украшен“ опять-таки совсем черной бородкой a la uncle Sam [10] На манер дяди Сэма (фр. и англ.). , тогда как щеки и все вокруг рта было гладко выбрито. Подслеповатые, несколько воспаленные глаза были вооружены золотыми очками. Двигался Карл Иванович быстро, не совсем ровно семеня своими старческими ножками. Этой смеси признаков глубокой старости, чуть ли не ветхости, и сравнительной моложавости во внешности соответствовали и черты характера Мая. Нормальным состоянием Карла Ивановича было беспредельное благодушие. Его тонкие, еле заметные губы, вечно что-то не то жевавшие, не то посвистывавшие, охотно расплывались в приветливую улыбку. Но благодушие Карла Ивановича не было признаком слабости. Он мог при случае и гневаться, но только на то были всегда веские причины. В моменты огорчения он еще больше горбился, очки у него съезжали на кончик носа, и он скорбно глядел поверх них своими слезившимися глазками на провинившегося. Это уже действовало» [11] Бенуа А Н. Мои воспоминания. М.: Наука, (1990)1993 (далее — Бенуа). Т. 1. С. 473–475. .