Максим Дубаев - Рерих

Остальные занятия проводились по свободному выбору учеников. Особенно поощрялась во всех классах композиция. Композиция, как говорили ученики, это «царица школы Рериха» [155] Утренняя звезда. Т. 2. С. 177–181. .

В школьной литографской мастерской издавались на русском и французском языках «Ежегодники» работ учеников.

На Мойке работала школа живописи, в Демидовском переулке — школа скульпторов и прикладного искусства. Не имели никакого значения социальное происхождение, национальность, знатность или бедность; плата за обучение была доступной. Для поступления в эти школы не требовалось никаких документов, не нужны были экзамены, все решал только творческий конкурс.

Николай Константинович Рерих добился того, что за Невской Заставой была открыта бесплатная рисовальная школа для рабочих, а в основной школе был открыт класс по подготовке мастеров по фарфору.

Н. К. Рерих организовал класс «сочинения мебели, стульев, столов, шкафов» и «малой архитектуры». Были приглашены выдающиеся молодые архитекторы Владимир Алексеевич Щуко и Алексей Викторович Щусев. Для того чтобы искусство стало более доступным народу не только через книгу, но и через этикетку, «через рисунок обоев», — был создан класс графики, которым руководил Иван Яковлевич Билибин. Н. К. Рерих добился издания учебников для начальных школ с иллюстрациями художника и его учеников.

При школе был открыт класс керамики и класс витражей. Николай Константинович договорился с известной хлебопекарней «Филиппов и К°» о создании цеха, где бы возобновили традицию выпечки русских «печатных пряников». Пряники, изготовленные по рисункам учеников школы, изображали людей, зверей и были раскрашены разными цветными кремами.

Был даже организован класс рисования цветов с натуры. Класс анималистики возглавлял ученик А. И. Куинджи А. А. Рылов. Для рисования прямо в класс привозили животных из зоологического сада или из цирка. В школе открыли класс литографии, офорта и монументальной живописи. Школа разрасталась.

К 75-летию создания школы выпустили даже открытку с портретом Н. К. Рериха и надписью: «Подобает быть живописцу смиренну, кротку, непразднословну, не смехотворну, не сварливу, не завистливу, не пьяницы…».

С постановками «Снегурочки» Рериху постоянно не везло. Когда для вновь открывшегося в Петербурге Русского драматического театра Николаю Константиновичу предложили полностью оформить спектакль, то он надеялся, что новый театр наконец-то воплотит его давнишнюю мечту — представить петербургской публике свою «Снегурочку». Богатый владелец мукомольных заводов А. К. Рейнеке снял для постановок помещение Панаевского театра, на Адмиралтейской набережной. Николаю Рериху дали неограниченный кредит на изготовление декораций «Снегурочки», так как именно этой пьесой открывался первый сезон Русского драматического театра.

Премьера состоялась 15 сентября 1912 года, и началась она со скандала. Николай Константинович, увидев декорации на генеральной репетиции, потребовал снять свое имя с афиш и программ, посчитав, что его замыслы так испоганены, что зрители могут подумать, что он исписался как художник. Однако дирекция театра ответила, что ничего менять не собирается и считает, что исполнители декораций только улучшили произведение художника.

Николай Константинович был так возмущен, что за день до премьеры 14 сентября 1912 года отправил в газету «Биржевые ведомости» письмо следующего содержания:

«Ввиду появления в печати и на программах моего имени (которое я просил Дирекцию снять) касательно постановки „Снегурочки“ в Русском драматическом театре, считаю долгом заявить, что мною были даны эскизы, вся же остальная работа произведена без всякого моего участия и, к сожалению, не лицами, мною указанными» [156] Биржевые ведомости. 1912. № 13 147. 17 сент. .

Но редакция газеты, побоявшись богатого и влиятельного предпринимателя и владельца театра А. К. Рейнеке, опубликовала письмо Н. К. Рериха только после премьеры, а рядом с письмом поместила статью, где среди восторженных похвал говорилось:

«Простота эпохи, загадочность и одновременно прямолинейность сказки переданы художественно, декорация и костюмы сделаны по эскизам академика Рериха, и это были настоящие декорации и настоящие костюмы того седого времени, когда царили премудрые Берендеи и правили по сердцу народом» [157] Там же. .

В театре был аншлаг, на афишах красовалось имя Н. К. Рериха, а в угоду несговорчивому художнику приписали: художник-исполнитель декораций — Н. Ф. Белый. Далее шли имена режиссера Е. П. Карпова и композитора Н. И. Привалова.

Николай Рерих считал все это форменным издевательством, а богатый предприниматель А. К. Рейнеке платил журналистам, и они наперебой хвалили декорации академика Н. К. Рериха.

Петербургская газета «Театр» специально в день премьеры опубликовала статью критика С. А. Луслендора «На генеральной репетиции „Снегурочки“», где без иронии говорилось:

«То, что театр выбрал для первого спектакля „Снегурочку“ и пригласил Рериха — добрый знак».

Ежедневно почти все петербургские газеты печатали анонсы и хвалебные отзывы о спектакле.

Столичный театральный критик Энге в статье «Театральное эхо», опубликованной в «Петербургской газете» на следующий день после премьеры, писал, что «Декорации красивы и фантастичны, в выдержанном русском стиле, особенно удачна декорация пролога. Костюмы новые и стильные» [158] Петербургская газета. 1912. 16 сент. .

Лишь через несколько дней после премьеры Н. К. Рерих смог дать небольшое интервью газете «Вечернее время», где выразил свою точку зрения на исполнение декораций:

«Академик Рерих высказался о своей постановке — „Снегурочки“ в театре Рейнеке следующим образом:

„Мое письмо в редакцию одной газеты вызвано было тем, что, придя на последнюю репетицию, я нашел состояние декораций для меня неприемлемым. Удалось ли художникам театра исправить их к первому спектаклю, мне неизвестно“.

Мы спросили Н. К. Рериха о том, как он относится ко все увеличивающейся работе живописцев-художников для театра.

— Это вполне понятно. В течение многих лет художники были почти совсем лишены декоративных и монументальных задач. Одно время они старались забыть о монументальной живописи, уходя в маленькие и графические вещи. Но, так сказать, „свое“ заговорило, и я считаю влечение художников к театру как одно из стремлений всех нас к монументальной живописи. Что делать! Кроме театра наши художники нигде не могут выявить себя на больших плоскостях» [159] Вечернее время. 1912. Сент. .