Константин Залесский - Семнадцать мгновений весны. Кривое зеркало Третьего рейха

Исходя из всего вышеизложенного, довольно странной представляется и показанная в 9-й серии встреча пастора Шлага с кюре, который говорит: «Я здесь представляю Святую церковь и Его Святейшество ». В фильме фамилия кюре не указана, но в романе Семенов ее приводит — Норелли. При этом стоит обратить внимание, что «католический священник пастор Шлаг», видимо, демонстративно не облачается в сутану при встрече с вышестоящим кюре (что, естественно, абсолютно невозможно). Видимо, чтобы разговор представителей двух противостоящих друг другу церквей не выглядел чем-то странным, авторы и внесли в сценарий фразу о том, что Шлаг был католиком — тогда беседа была бы логичной. Но авторы, лишь декларировав принадлежность Шлага к Римско-католической церкви, не потрудились провести эту мысль через весь фильм, в результате чего и получилась подобная белиберда.

Подобное противоречие заложил уже Юлиан Семенов в своем романе, а затем не потрудился (или не захотел) исправить это в сценарии. Все дело в довольно объемном письме Норелли к монсеньору Кадичелли, которому авторы фильма посвятили столь много времени. В качестве отступления приведем ниже это письмо полностью (хотя это и не столь важно для нашего повествования), курсивом же выделены явные несоответствия:

«Дорогой друг!

Мне понятно и глубоко дорого то внимание, с каким папский двор, проявивший глубокое мужество в дни сопротивления нацистам, изучает сейчас все возможности оказать содействие человечеству в получении столь нужного всем на этой земле мира…

Мне понятны мотивы, по которым Вы столь скептически отнеслись к тем осторожным предложениям, которые внес на Ваше рассмотрение генерал Карл Вольф. Вы пережили нацистскую оккупацию. Вы своими глазами видели вопиющие беззакония, творимые людьми СС, подчиненными непосредственно тому, кто ищет теперь мира, — генералу Вольфу.

Поэтому я оценил Вашу позицию не столько как выжидательную, но, скорее, как явно отрицательную: нельзя верить человеку, одна рука которого творит зло, а вторая ищет добра. Половинчатость и раздвоенность, понятная в человеке, сыне божьем, никак не может быть оправдана в том, кто определяет политику, в облеченном властью деятеле армии или государства.

Однако, получив отказ в Ватикане, генерал Вольф преуспел в своей деятельности, встретившись здесь, в Берне, с мистером Даллесом. Те сведения, которые поступают к нам, позволяют сделать вывод: переговоры Вольфа и Даллеса продвигаются весьма успешно.

Следует понять мою позицию: если я повторно стану предостерегать господина Даллеса от дальнейших контактов с генералом Вольфом, у наших американских друзей может создаться неверное представление о тех мотивах, которые нами движут: люди государственной политики далеко не всегда понимают политику слуг божьих.

Рассказывать господину Даллесу о коварстве генерала Вольфа и о тех злодеяниях, которые творили нацисты по его приказам на земле нашей прекрасной Италии, видимо, не имеет смысла. Во-первых, имеющий глаза да увидит, а во-вторых, не пристало нам, служителям божьим, выставлять наши страдания напоказ. Мы знали, на что шли, выбирая свой путь.

Положение казалось мне тяжким и безвыходным до тех пор, пока сюда, в Берн, вчера не прибыл пастор Шлаг. Вы должны помнить этого благородного человека, который всегда ратовал за мир, посещая неоднократно Швейцарию, Ватикан и Великобританию до 1933 года, когда выезд из Германии не был сопряжен с теми полицейскими трудностями, которые начались после прихода к власти Гитлера.

Пастор Шлаг прибыл сюда, по его словам, для того, чтобы изучить все реальные возможности заключения мира, скорого и справедливого. Его, как он говорит, переправили сюда люди, обеспокоенные наметившимся сближением точек зрения на будущий мир двух столь противоположных фигур, как Вольф и Даллес.

Пастор Шлаг видит свою миссию в том, чтобы предотвратить возможность дальнейших переговоров между Вольфом и Даллесом, поскольку он глубоко убежден в том, что Вольф отнюдь не занят поисками мира, но лишь зондирует почву для сохранения режима нацистов, получая взамен определенные уступки от тех, кто сейчас обладает единственной реальной властью в Германии, — СС.

Он видит свою миссию также и в том, чтобы наладить контакты между теми людьми, которые, рискую жизнью, вывезли его из Германии, и представителями союзников. Люди, которых он, по его словам, представляет, считают своим непреложным долгом обусловить ликвидацию всего того, что было связано — и может быть в будущем связано — с СС и НСДАП.

Я бы просил Вашего согласия на более откровенные беседы с пастором Шлагом. Вероятно, стоило бы более широко проинформировать его о происходящем сейчас в Берне.

До тех пор пока я не смогу предложить пастору Шлагу реальных доказательств нашей искренности, трудно ожидать от него откровенной беседы, в которой он сообщил бы полные данные о тех своих единомышленниках, которые ждут его сигнала в Германии.

Я допускаю мысль, что его единомышленники в Германии совсем не так могущественны, как нам бы того хотелось. Шлаг никогда не был политиком, он всегда был честным пастырем. Однако, обращая свой взор в будущее, я вижу громадную выгоду от того, что пастор, именно пастор, служитель Бога, оказался тем чистым и высоким человеком, который искал мира, рискуя своей жизнью, но при этом не шел на компромисс с нацизмом.

Видимо, этот высокий пример гражданского мужества сына Божьего и его слуги поможет нам в спасении немцев от большевизма, когда измученный народ Германии должен будет выбирать свое будущее.

Отринутый Гитлером от Ватикана, народ Германии так или иначе вернется в лоно святой христовой веры, и пастор Шлаг — либо светлый образ его — поможет нашим пастырям в будущем нести свой свет туда, где было царство нацистской тьмы.

Я ожидаю Вашего ответа в самое ближайшее время.

Конечно же, главной целью этого письма было показать коварство Ватикана и католической церкви, показать ханжескую сущность церкви, главной целью которой является не мир на земле, а достижение своих собственных выгод. Все это вполне укладывается в русло атеистической пропаганды, которая в СССР постоянно шла, то утихая, то усиливаясь. Это вполне можно объяснить — авторы фильма жили в советском обществе и были обязаны следовать правилам игры, установленными властью предержащими. Вопрос тем не менее в другом: как это католической церкви в будущем поможет «светлый образ» протестантского пастора? Скорее, наоборот — этот «светлый образ» как раз привлечет верующих к протестантской церкви в ущерб католической. Рассуждение, конечно, довольно циничное, но если уж принять точку зрения авторов фильма…