Елена Грицак - Саламанка

Над украшением алтаря работал знаменитый художник Алонсо Берругете. До сегодняшнего дня это почтенное заведение дошло таким, каким его задумали и построили великие мастера. В уютном дворике по-прежнему тихо и чисто; для сохранности памятника по всему периметру расставлены таблички с просьбой проявить уважение к древности, не мусорить и не топтать траву.

В 1617 году в центре Саламанки началось строительство также существующего поныне Иезуитского колледжа; его фасад, как и внешняя отделка Дворца Аная, оформлен в неоклассическом стиле. Руководители ордена Калатрава решили украсить похожим декором собственный колледж, освященный в конце XVIII века. Студенты, которых не осчастливили своей заботой монахи, могли надеяться только на помощь родителей. Университетские власти старались разрешить проблему жилья, организуя пансионы во главе с так называемыми бакалаврами питомцев, то есть лиценциатами, в чьих домах студенты жили во время учебы.

Работу подобных учреждений регулировал устав; правила предписывали хозяину следить за питанием, поведением, прилежанием питомцев, не исключая контроля за их моральным обликом. Дверь запиралась им лично в половине восьмого вечера, после чего происходил обход комнат, повторявшийся также и по утрам. Пансионер должен был не только находиться на месте в положенное время, но и заниматься полезным делом, то есть учебой, о чем тоже заботился бакалавр. Ему полагалось проверять, посещают ли школяры лекции, усердно ли готовят доклады и в случае непорядка сообщать начальству. Кроме того, владелец дома имел право прекратить бесполезный с точки зрения руководства спор, следил, чтобы в беседах не возникали опасные темы, осуждал фривольные шутки, пресекал обсуждения преподавательского состава, если дело не касалось выборов. Он должен был организовывать повторение материала, перед тем изложенного профессором.

Как и в армии, в студенческой среде запрещались азартные игры, и выявление тех, кто был падок на карты и кости, тоже входило в обязанность пансионного начальства. Такие нарушения нельзя было сравнить даже с дракой, ведь за игру эколятр мог лишить студента привилегий или вовсе похлопотать об отчислении из университета. Азарт имел губительные последствия для представителей всех классов испанского общества и приносил немалые деньги тому, кто достиг вершин в этом ремесле. В Саламанке, как и во всех крупных городах, самые жаркие карточные баталии проходили в игорных домах, которыми чаще управляли отставные солдаты. Бедные студенты захаживали в притоны, где собирались профессиональные игроки-шулеры, обиравшие до нитки доверчивых школяров.

Бакалавр следил за тем, чтобы его питомцы не посещали подобные места, но главной его обязанностью была раздача ежедневной порции продуктов. В паек, положенный в Саламанке каждому студенту, входили: фунт мяса, достаточный для приготовления завтрака и обеда, закуска, сласти, свежий хлеб, кварта вина и десерты, выдаваемые по большим праздникам. Как видно из литературы, «бакалавры питомцев» проявляли заботу о материальной стороне своего хозяйства в ущерб духовным делам. Гордо называя себя учителями, они слишком увлекались экономией, потому и обрели среди студентов нелестное прозвище «торговцы жидким супом». Франсиско Кеведо, описывая один из таких пансионов, попытался вывести тип псевдобакалавра, взяв за основу весьма колоритную особу лиценциата Кабра: «После молитвы в деревянных мисках подавали бульон, настолько прозрачный, что в чистой глади можно было увидеть свое отражение. Тощие пальцы едоков с азартом гонялись за каждой горошиной, оказавшейся в этом вареве лишь по недосмотру повара. С каждым глотком Кабра или, как его называли иначе, Страж поста, напоминал о том, что самая лучшая еда – мясо в горшочках, а все остальное, несмотря на похвалы, – порок, приводящий к чревоугодию. По окончании трапезы он советовал питомцам отдохнуть пару часов, чтобы съеденная пища не причинила вреда организму. Правила требовали начала занятий тотчас после ужина, и выполнять урок приходилось с пустым желудком».

Наряду с богатыми дворянами, обитателями колледжей и пансионерами, в Саламанке существовала еще одна группа учащихся, материальное состояние которых лучше всего выражает крылатая фраза «бедный студент». Воспитанники монахов жили в довольстве, питомцы бакалавра могли учиться, не думая о еде и крыше над головой, а для тех, кого в Испании называли capigorristas, главной проблемой было выживание. Они выделялись среди товарищей тонкими накидками, сшитыми из грубой тонкой ткани и потому не спасавшими от холода. Им не полагалась квадратная шапочка; надетая вместо нее фуражка (исп. gorra) являлась своеобразным отличительным знаком, свидетельствующим о бедности обладателя так же наглядно, как синеватое от голода лицо.

Таких студентов часто видели рядом с почтовым курьером, но тот старался обходить почту стороной, зная, что, скорее всего, обещанных денег не будет, ведь родители отдали все, что могли, отправляя сына в университет. Вечно печальные сapigorristas развлекались, сжигая письма с наставлениями, неуместными на холодном чердаке, где нечем было поживиться даже крысам. Не сомневаясь в искренности чувств отца и матери, сыновья относились к их советам с изрядной долей иронии. При наличии стихотворного дара назидательные письма родителей (лат. Pater noster – «Отче наш») преображались в романсы, подобные тем, что напевали вместе с товарищами бедные студенты Саламанки: «Жестокие и бессердечные отцы, вы отказываете в пище своим сыновьям, да будете вы каждую неделю испытывать тот голод, который мы испытываем каждый день, и как эта бумага превращается в золу, пусть деньги, которых вы нам не даете, превращаются в уголь в ваших сундуках».

В университете Саламанки обучение было платным, и назначенную сумму (лат. collecta) полагалось вносить всем студентам, кроме тех случаев, когда преподаватель имел духовное звание, а следовательно, получал жалованье от церкви. «Воистину так – без монет нигде учения нет» – остроумно заметил английский поэт Джефри Чосер. Самые бедные студенты по специальному прошению освобождались от платы за учебный процесс, но борьба за выживание заставляла их наниматься в услужение к горожанам, подрабатывать у более обеспеченных товарищей либо просить милостыню на улицах. Даже обеспеченным студентам приходилось мириться с такой неприятностью, как чужой город. В стремлении к лучшему образованию, что гарантировали только самые крупные университеты, молодые люди покидали дом, зачастую без возможности наведаться в родные места до завершения учебы. Те, в ком была сильна тяга к наукам, или не сумевшие преодолеть дух бродяжничества, переходили из одного университета в другой, порой меняя не только города, но и страны.