Михаил Нестеров - О пережитом. 1862-1917 гг. Воспоминания

Наша беседа с первой же минуты стала непринужденной, искренней. Конечно, заговорили о соборе, о работах в нем, о моих картинах, о «Пустыннике», о «Варфоломее». Васнецов, вопреки Прахову, находил их свободными от западного влияния.

Затем повел меня по лесам осматривать им содеянное. Тут же, в двух шагах, был северный алтарь, где позднее мне пришлось написать, вместо Врубеля, запрестольный образ «Воскресения Христова» [145] М. А. Врубель работал над эскизами композиций «Воскресение Христово», «Надгробный плач», «Вознесение» и др. (Киевский государственный музей русского искусства) в 1887–1889 гг. Эскизы были отклонены Строительной комиссией Владимирского собора, как далекие от традиционных решений. Участие Врубеля в росписях Владимирского собора ограничилось исполнением орнаментов. Подробнее об этом см. в кн.: Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике. 2-е изд., испр. и доп. Л.: Искусство. , ставший, к сожалению, слишком популярным по множеству копий с него в церквах и на кладбищенских памятниках.

Из алтаря, в окно, выходящее в главный алтарь, я впервые увидел «Пророков, Святителей православных», — увидел, быть может, лучшее, что сделано было Васнецовым после «Каменного века» [146] «Каменный век» (1883–1884) — монументальная композиция В. Васнецова для зала Каменного века в Историческом музее в Москве. . Пафос, пламенное воодушевление этих ветхозаветных глашатаев божественных глаголов выражены были так ярко, неожиданно, что у меня от восхищения дух захватило. Васнецовские пророки стремились в сильнейшем религиозном порыве, что-то вещали миру пламенными устами, потрясали души великими откровениями. Они были великолепны и, казалось, какой «индифферентизм» может устоять перед этими боговдохновенными избранниками…

Под Пророками изображены Святители православные. Вот Антоний, Феодосий — Печерские, а вот и наш преподобный Сергий, вот Стефан. Мы давно их знаем, носим их в своих сердцах, любим их, а вот тут и тот художник, который вызвал их вновь к земному бытию такими, какими они явились нашей Родине пятьсот лет тому назад. Левей величественное изображение Богоматери, сопутствуемой хорами ангелов. Она мне менее понравилась, чем пророки, святители. Мне показались размеры «Богоматери» нарочито преувеличенными и слишком утомительно однообразна позолота фона ее. Абрамцевский эскиз на живописном фоне утренней северной зари и трогательней и поэтичней [147] Речь идет, по-видимому, об эскизе иконы Абрамцевской церкви «Богоматерь с младенцем». . Внизу, под «Богоматерью», была видна «Евхаристия» [148] Евхаристия — в христианской религии таинство превращения хлеба и вина в тело и кровь Иисуса Христа. с прекрасным Христом и с такими живописными, действенными Апостолами. Все это дышало, придавало Собору воодушевленный, победный характер.

Сам Виктор Михайлович, показывая мне свои творения, умел кратко, умно подтвердить словом то, во что верил как в непреложное. Мы пришли на южную сторону хор, к другому приделу, в алтаре которого я потом написал, вместо опоздавшего представить эскиз Серова, свое «Рождество Христово». Здесь были видны остальные «Пророки и Святители Вселенские», столь же живописные и вдохновенные.

Так мы обошли и осмотрели все, что было можно осмотреть с хор, через густую сеть лесов. Спустились вниз, зашли в будущую крестильню, где позднее я написал «Богоявление», где сейчас была временная мастерская Котарбинского, с которым меня познакомил Виктор Михайлович.

Котарбинский — приятель Сведомского — был поляк, католик, талантливый, еще полный сил художник, благодушного, покладистого нрава. Сведомские в то время были в Риме, где у них была мастерская, где они отдыхали от нелюбимой и чуждой им работы во Владимирском соборе. В Киев их ждали осенью.

Приближалось время завтрака, наступали часы отдыха. В собор заехал Терещенко, нас познакомили, а Виктор Михайлович скоро уехал смотреть какой-то новый портрет, написанный Кузнецовым. Мне Виктор Михайлович предложил отправиться к нему домой и там подождать его возвращения с тем, чтобы потом вместе позавтракать. Я так и сделал, — пошел к Золотым воротам, где тогда жили Васнецовы. Меня встретила супруга Виктора Михайловича — Александра Владимировна и петербургский мой знакомый — Аполлинарий Михайлович Васнецов. Выбежали дети — девочка лет десяти — двенадцати и три мальчика, похожие на васнецовских соборных Серафимов, с такими же восторженными, широко открытыми глазами [149] Нестеров пишет родным 15 марта 1890 г. о своем первом посещении дома В. М. Васнецова: «Выбежали ребята, все они в стиле Васнецова, а один из них (мой любимец) встречается во всех серафимах и херувимах» (Письма, с. 61). «Любимец» Нестерова — Миша (Михаил Викторович) Васнецов (1884–1973) — в эмиграции стал священником, умер в Праге. .

Александра Владимировна была женщина-врач первого выпуска [150] Выпускница женских курсов при Военно-медицинской академии в Петербурге. (Прим. ред.). , еще цветущая, хотя и седая, лет тридцати пяти. Приняли меня радушно. Скоро вернулся и Виктор Михайлович.

Жили Васнецовы видимо хорошо, но скромно. В мастерской стояли «Богатыри» [151] Над картиной «Богатыри» (ГТГ) В. М. Васнецов работал с 1881 по 1898 г. , их я видел впервые.

Разговор быстро стал общим. Позвали завтракать. Завтрак был простой, сытный. Тут собралась вся семья, такая патриархальная, дружная. Подали бутылочку красного вина. Время за столом пролетело быстро. Виктор Михайлович пошел отдыхать, а мы с Аполлинарием Михайловичем отправились к художнику Светославскому, на другой конец города, на Подол, где у него, на Кирилловской, была своя усадьба и мастерская.

Светославский был мой школьный товарищ, постарше меня лет на пять — семь. Он был талантливый пейзажист, безалаберный, хвастливый, но добродушный хохол, лицом, но не умом, напоминавший В. В. Верещагина. Праховы прозвали его «Фараоном», и с этой кличкой он и жил.

От Светославского мы вернулись к Золотым воротам к вечеру, к обеду, после которого стали собираться к Праховым.

В тот памятный день не раз мысли мои переносились к прошлому — к тому времени, когда в Москве, на Передвижной появились васнецовские «Три царевны подземного царства», когда я, на правах бывшего ученика Училища живописи, где в те времена обычно помещалась Передвижная, бродил с приятелями по залам, критикуя все, что не было похоже на Перова.

Особенно доставалось Репину и В. Васнецову. Я не любил его «Слова о полку Игореве», еще больше не любил этих «Трех царевен». Бедных «Царевен» с одинаковым увлечением поносили и «западники», и «славянофилы». Ругал их и неистовый Стасов, и пламенный патриот И. С. Аксаков в своей «Руси» [152] Точное название картины «Слово о полку Игореве» — «После побоища Игоря Святославича с половцами» (1878, ГТГ). Картина «Три царевны подземного царства» написана по заказу С. И. Мамонтова для Управления Донецкой железной дороги. Первый вариант картины (1879) — в ГТГ; второй, «мамонтовский» (1884) — в Киевском государственном музее русского искусства. В газете «Русь», издававшейся славянофилом И. С. Аксаковым, картина была подвергнута резкой критике (см.: К. М. IX передвижная выставка//Русь. 1881. 9 мая). В. В. Стасов весьма уничижительно отозвался о «Трех царевнах» в своей работе «Искусство XIX века. Живопись». — Стасов В. В. Избр. соч. В 3 т. М.: Искусство, 1952. Т. III, с. 666). . Гуляя по выставке, я не оставлял в покое своего «врага» с его царевнами.