Михаил Нестеров - О пережитом. 1862-1917 гг. Воспоминания

Наши переговоры кончились на том, что я прежде всего выполню картоны для наружных мозаик (аршин по двенадцати), а о дальнейшем разговор будет вестись потом.

Совсем иное впечатление на меня произвел полковник Д. Я. Дашков. Умный, спокойный, он сразу же дал понять, что никаких официальных, казенных приемов в сношении с ним не должно быть. Он с первых же слов принял, так сказать, в этом заказе мою сторону. Так и было во все время моих с ним деловых встреч.

1894 год подходил к концу. Я провел рождество в Уфе. Память о 1894 годе у меня осталась на всю жизнь…

Наступил Новый 1895 год. Что он принес с собой — постараюсь здесь припомнить, рассказать.

Вернувшись из Уфы, я устроился в Кокоревке, где тогда живало немало художников и где жил мой приятель Аполлинарий Михайлович Васнецов.

В эту зиму я выставил свои эскизы к Владимирскому собору на Периодической выставке, тогда очень оживленной и недурной по своему составу. Особенно хороши были в тот год вещи Константина Коровина и Серова [225] На XIV периодической выставке Московского общества любителей художеств в 1895 г. были экспонированы этюды К. А. Коровина и В. А. Серова, написанные ими во время поездки на Север летом 1894 г. .

Часто видался с В. М. Васнецовым, бывая у него, как дома. Нас связывали Владимирский собор и годы, проведенные вместе, так сказать, душа в душу в Киеве.

Васнецов тогда имел огромный успех. Заказы и разные «милости» на него сыпались со всех сторон. Помню, Великий Князь Сергей Александрович — тогдашний Московский генерал-губернатор заказал Виктору Михайловичу образ Спаса Нерукотворного, и увидав его, якобы сказал, что, глядя на него, «чувствуешь свою греховность и обещаешь исправиться на будущее время».

Часто в это время, бывая у Виктора Михайловича с Аполлинарием, мы с Виктором Михайловичем всячески донимали бедного малого его «либерализмом», впрочем весьма умеренным.

В феврале я снова был в Петербурге, где мне удалось в переговорах с Председателем храмовой Комиссии генерал-адъютантом Скалоном добиться повышения расценки работ моих и Васнецовских. Удалось, быть может, потому, что тогда многим казалось (что и высказал Скалон), что «как ни вертись, а без Васнецова и Нестерова не обойтись». Я согласился на малую расценку лишь на образа для наружных мозаик. Что же касается образов иконостасов, то они должны были быть оплачены по-иному. Тогда же я переехал в специально построенную мастерскую при храме Воскресения, где и принялся за огромные картоны для наружных мозаик («Воскресение» и «Спас с предстоящими»), быть может, самые слабые из всех, когда-либо сделанных мною образов.

В это время я часто бывал у своих друзей — Ярошенок. Тогда же была поднесена Государю иллюстрированная мною книга московского купца Синицына, уроженца исторического села Преображенского — «Село Преображенское и его окрестности». Книга была издана роскошно, но безвкусно [226] «Преображенское и окружающие его места, их прошлое и настоящее» (составил и издал П. В. Синицын. Рис. худ. М. В. Нестерова. Гравировал А. С. Янов. М., 1895). .

В марте я оставил Петербург, приехал снова в Москву. Там опять частые свидания с Васнецовыми, с Суриковым, «Ермака» которого в тот год приобрел Государь за 30 ты<���сяч> руб<���лей>для будущего Музея имени Императора Александра III. Во время своего первого посещения Передвижной выставки молодой Государь был очень застенчив: новая, такая огромная и трудная роль его смущала, что тогда все мы заметили.

На Фоминой [227] То есть на Фоминой неделе — на второй неделе после Пасхи и Светлой седмицы. я был в Киеве. Здесь все сдал; «Богоявление» приняли и даже похвалили [228] Нестеров писал 25 марта 1895 г. А. Турыгину о «Богоявлении»: «Вещь эта официальная, но в ней есть кое-что в пейзаже, да кое-что в живописи вообще. Теперь Владимирский собор окончен мною совсем» (Письма, с. 132). .

Я сделался свободным человеком [229] В ряде писем того времени (А. Турыгину, Л. В. Средину) Нестеров с горечью подчеркивает, что хотя он теперь «свободная птица», но «сильно поразучился петь по-птичьи», «слишком продолжительно было мое сиденье в клетке», подразумевая под «клеткой» заказную работу во Владимирском соборе. . Расстался с Киевом. Провожать меня на вокзал приехала вся семья Праховых, все «соборяне» и киевские друзья. Прелестный старичок, художник Харитон Платонович Платонов расплакался, как ребенок, прощаясь со мной. Всем этим я был очень тронут. Такое отношение ко мне моих друзей примирило меня с неприятностями и интригами Соборного Комитета.

В апреле я опять в Москве. Любовался Эрнесто Росси в «Шейлоке», «Лире», «Гамлете» [230] Известный итальянский актер Э. Росси неоднократно гастролировал в России, выступал в шекспировском репертуаре. В 1895 г. Росси было пятьдесят восемь лет, а не «с лишком шестьдесят», как пишет Нестеров. . Великое мастерство, мастерство гениального художника. Впечатление неизгладимое, хотя Росси было уже с лишком шестьдесят лет.

Виктор Михайлович перебрался в свой новый дом [231] В 1894 г. В. М. Васнецов по собственному проекту построил себе деревянный дом в «русском стиле» в 3-м Троицком переулке (ныне ул. Васнецова) в Москве. В настоящее время в этом доме музей В. М. Васнецова. , было справлено новоселье. Посетили его и «Высочайшие»: Великий Князь Сергей Александрович, Великая Княгиня Елизавета Федоровна и Великий Князь Павел Александрович, причем Сергей Александрович приобрел «Птицу Алконост», а Павел Александрович прекрасные рисунки к «Купцу Калашникову», что сейчас находятся в Русском музее. «Высочайшие» расхвалили дом, были милы с хозяевами. При отъезде на улице собралась масса народа, дружно кричали «ура». Все честь честью.

П. М. Третьяков приобрел в тот год у Аполлинария Михайловича его прекрасную «Каму», и мы на радостях преизрядно тогда кутнули. Был и Виктор Михайлович, много было высказано патриотических чувств, причем, по обыкновению, сильно досталось нашему «вольнодумцу» — Аполлинарию.

Весну, весь май, прожил в Сергиевом Посаде. В конце мая выехал в Уфу, причем по дороге решил побывать с моим старым приятелем В. М. Михеевым (еще по училищу Воскресенского) в Переславле-Залесском, в Ростове Великом, в Угличе, Ярославле и из Ярославля пароходом проехать на Нижний — Самару к себе на родину. Опишу более подробно свое путешествие.

Мой спутник, Василий Михайлович Михеев, был добродушный, неимоверной толщины маленький человек с длинными волосами, с чисто русским лицом. Он был литератор из сибирских золотопромышленников. Появление Василия Михайловича вызывало везде и всегда единодушное удивление, улыбку, до того он был забавен своей толщиной. По улице он, бывало, катился, как большой мяч. Писатель он был из второстепенных, но любил свое ремесло очень, считал себя поэтом, народолюбцем, либералом.