Нина Молева - Баланс столетия

Собственно музыка была последней в ряду подвергнутых стерилизации искусств. После трех постановлений 1946-го открытие Академии художеств явилось четвертым и решающим действием Сталина на поприще культуры. Это был триумф догматического соцреализма. Трудно сказать об этом откровеннее, чем это сделал вице-президент Борис Иогансон в праздничном номере «Огонька»: «Когда просматриваешь картины наших художников, написанные к тридцатилетию Октября, невольно вспоминаешь первые годы революции. Тогда реалистическое искусство, вначале еще слабое, но уверенное в конечной победе, пробивало дорогу к советскому зрителю. Движение это, подхваченное лучшими, передовыми советскими художниками, широко разрослось под лозунгом социалистического реализма. Рост и успехи всех видов изобразительного искусства несомненны. Мне кажется, что выставка „30 лет советской власти“ подвела итоги, из которых можно делать выводы, что наша советская живопись в идейном и качественном отношении является самой высокой в мире. Маразм и разложение буржуазного искусства настолько глубоки, что сравнивать с ним наше искусство кощунственно». Родство душ или прочитанное выступление Геббельса в Мюнхене?

Как трудно было осознать, что все происходило одновременно, потому что питалось из одного источника и преследовало одну цель — жесточайший курс в культуре и не менее жесткий в партийной жизни. Советская модель, руководящая роль ВКП(б) утверждались через единообразие политических и экономических структур в странах народной демократии.

Позже перестанет быть тайной, что во многих случаях с помощью отрядов Берии уходили из жизни руководители многих коммунистических партий: в Албании — К. Дзоде; в Болгарии — Т. Костов, И. Стефанов; в Венгрии — Л. Райк, С. Сени, А. Саалн, Л. Бранков; в Румынии — А. Паукер, В. Лука; в Чехословакии — Р. Сланский, В. Клементис. Только Польше была уготована иная судьба: В. Гомулка, М. Спыхальский, З. Клишко оказались в тюрьме. Сначала в Варшаве, на Раковецкой. Позже, по свидетельству З. Клишко, в Куйбышеве. Югославская партия избежала обшей участи. Ее сопротивление послужило причиной для громкого советско-югославского конфликта, который провоцировался и поддерживался теми же исполнителями, что и в культуре, — Ждановым, Берией, Сусловым.

…Они до конца не верили. Закрыть Камерный театр?! Но почему? Среди летевших обломков других искусств, как среди камнепада, Таиров писал: «Алиса, любимая! И все-таки вопреки всему — в добрый час! В наш 35-й сезон — нашей жизни и работы! Обнимаю! Верю! Верь и ты! Твой А. Т.».

В мае 1949-го произошли два на первый взгляд разнохарактерных события. Была отвергнута докторская диссертация Бахтина за «формалистический анализ» творчества… Рабле! 29 мая «Советская культура» выступила с редакционной статьей «Плоды эстетства и формализма»: «Еще имеют место отдельные случаи проявления формализма и эстетства, низкопоклонства перед реакционной культурой Запада. Примером может служить тот творческий тупик, в котором оказался Московский Камерный театр в результате эстетических, формалистических, космополитических взглядов его художественного руководителя А. Я. Таирова».

Выводы не заставили себя ждать: 25 июня та же газета сообщила о снятии режиссера. Свой последний в жизни спектакль — знаменитейшую «Адриенну Лекуврер» — Алиса Коонен сыграла под надзором специально вызванных уполномоченных, расположившихся в зале и за кулисами. Закрывали театр будущий академик-секретарь Отделения литературы и языка Академии наук СССР, лауреат Ленинской премии Михаил Храпченко и все тот же Лебедев.

Но даже такой могучий десант не мог сорвать прощания зрителей с великой актрисой. Коонен и Таирова вызывали двадцать девять раз. Театр переходил в руки «человека с ружьем» — новым руководителем был назначен никогда не занимавшийся режиссурой исполнитель заглавной роли в одноименном фильме, лауреат Сталинской премии Ванин.

Александр Таиров скончался через год от рака мозга. Мастера уходили один за другим. Кто считал эти потери? И спустя тридцать с лишним (!) лет историки пытались стереть все события 1940-х годов. В изданной в 1982 году «Музыкальной энциклопедии» 1948 год был представлен в жизни «формалистов» временем безоблачного счастья. Для Шостаковича это получение звания народного артиста РСФСР. Для Прокофьева — «сближение с дирижером Самосудом». Для Мясковского — первое исполнение 26-й симфонии, для Хачатуряна — первое исполнение оды «Памяти Ленина». И ни слова о постановлении.

Впрочем, и музыковеды не были исключением. Авторы изданной двумя годами раньше энциклопедии «Москва» не вспомнили ни о XX, ни о XXII съездах. Лев Толстой верно определил два вида лжи, бытующих в исторической науке, — ложь словом и ложь умолчанием. Первую можно в конце концов опровергнуть, о второй никогда вообще не узнать.

NB

1948 год.Сентябрь. ЦК ВКП(б) принял постановление «О работе Академии общественных наук» (заведующим кафедрой истории искусства был назначен А. А. Федоров-Давыдов) и «О журнале „Крокодил“» (новые задачи журнала — «своевременно откликаться на злободневные международные события, подвергать критике буржуазную культуру Запада, показывая ее идейное ничтожество и вырождение»).

«Победа мичуринской биологии». (Отклик на стенографический отчет сессии Всесоюзной сельскохозяйственной академии, проходившей с 31 июля по 7 августа): «Доклад академика Т. Лысенко, одобренный ЦК ВКП(б), является программой развития передовой мичуринской биологической науки. Менделизм-морганизм осужден. Ему нет места в советской науке. Советский народ устами партии заявил: путь биологической науки нашей страны — советский творческий дарвинизм, мичуринская биология…

Выступавшие на сессии представители реакционного менделизма-морганизма академики И. Шмальгаузен, Б. Завадовский, В. Немчинов, профессор А. Жебрак и др. еще раз продемонстрировали теоретическое и практическое банкротство той „науки“, носителями которой они являются. Одни из них пытались якобы обосновать материалистическую сущность морганизма, другие зачисляли себя в мичуринцы, третьи выдавали менделизм-морганизм за „теорию“, сулящую практике „великие открытия“. Уловка менделистов-морганистов была разоблачена выступавшими мичуринцами.

Сессия „приняла к сведению“ отказ от своих ошибочных взглядов П. Жуковского, И. Полякова, С. Алиханяна. С восхвалениями Т. Лысенко выступили академики Е. Ушакова, С. Демидов, П. Лобанов, П. Яковлев. Особенно удачным было признано выступление Е. Ушаковой, заявившей, что, кроме Лысенко, „все остальное нами должно быть отметено с пути как вредное, задерживающее наше движение вперед“».