Мария Чегодаева - Заповедный мир Митуричей-Хлебниковых

«С девяти лет всё портреты, но все-таки рисуется чудесно, но видится всё по-иному. Но год прошел, другой год… Многих перевели уже… Терпение порвалось, надо выяснить. Ответ: „Ваши работы слишком обращают на себя внимание. Нужно, чтобы работы учеников не отличались одна от другой по приему. Ваша мозаичность — это предвзятость… Перемените манеру вашу, вы это можете, и мы переведем вас в следующий месяц. У вас большие способности и вам ничего не стоит…“ Не стоит… „Я не переменю… Просто я не приду…“ Быстро оделась и ушла. Как мучительно… Время стало ненужным, и дни — мертвыми» [21] Вера Хлебникова. Живопись. Графика. — М., 1987. С.14. .

1908. Лето, Крым, море… «А передать в красках, рисунке нет умелости, это все не то… хочется запечатлеть, вызвать какую-то сокровенную его тайну, и так временами хочется слиться с ним в одно. Волшебство моря — одно из самых непоборимых» [22] Вера Хлебникова. Автобиографические записки // В кн.: Вера Хлебникова. Что нужно душе… С. 34. .

Вере 19 лет. «Поступила в студию Я. Ционглинского в Петрограде. С первых дней внимание перешло на мои работы. Я зовусь „барышня с квадратиками“… „Где это я училась… у кого? Таким необыкновенным приемам…“ „Меня этому никто не учил, наоборот“… Ведь за это за самое, за эти квадратики, я ушла тогда, еще девочкой, из первой художественной школы и весь этот долгий промежуток беспомощно мучилась, не имея возможности работать так, как хотелось, и не умея еще самостоятельно работать вне школы. Мои работы просят отдавать студии — для музея. Меня так угнетал этот-сразу-такой-успех: не так не он»… [23] Указ. соч. С. 40–41.

Этюд Веры 1910-х годов — «Автопортрет». Тонкое, красивое — анфас — лицо в обрамлении густых кудрей. Нежный розово-перламутровый колорит. В этом этюде прекрасно видна манера Веры тех лет — пресловутые «квадратики»: мозаичные, видимо, не без влияния Врубеля, не сливающиеся друг с другом мазки, не лепящие, а как бы «инкрустирующие» форму.

«…Я вся ушла в свою первую — большую, громоздкую картину, первый творческий порыв (я не отнимала у ней ни минуты короткого зимнего дня, и только вечер отрывал от нее), я не представляю, какая она, но если бы можно было, я, верно, стала бы тогда работать сразу двумя руками…

Эта хотя бы неумелая, но горячечная работа совпала с одним обстоятельством… В неумелых поисках духовности я пробовала по-монашески „утончать тело“ постом, питалась… неделями солеными огурцами с хлебом!! Так, я думала, делается в монастырях, которые, часто сливаясь со сказкой, мерещились где-то в древнем лесу, чаруя своей напевной тишиной, плавными движениями келейных жителей, задумчивой бледностью лиц, и хотелось здесь, в миру, чем-то быть, как они… Теперь я уже не могу представить всего этого настроения, но кончилось тем, что здоровье от такого сюрприза сразу надорвалось, стали пухнуть ноги, отморозила лицо и руки, так что им было не до томной бледности… а руки не могли владеть карандашом или кистью. Так не вовремя взбрело то, что тогда вовсе не казалось нелепостью, и приходилось, как ни горько было, бросить работу, закончив самостоятельную жизнь… и уехать к родным. Правда, в такой чудесный уголок с запущенным парком» [24] Указ. соч. С. 42. .

В 1911 году родители Веры в связи с работой Владимира Алексеевича жили в старом имении, в селе Алферово Симбирской губернии.

«Алферово… До сих пор я помню в нем каждое дерево, и каждое было родным и любимым, каждый день нужно было обойти все аллеи, со всеми побыть, послушать их… да, я подолгу слушала их, и они не были безмолвными. <���…> Далёко отошла угрюмая столица… Это была странная жизнь, дела были все такие, которые могут быть важными каким-нибудь лесным духам лишь… а им — людям — это пустяки… Но она была чем-то незабываемо богата, она была роскошней и чудесней жизни дворцов! И мне-то кажется, мудрее учебы… <���…> И случилось, что спал вдруг монашеско-богоугодный облик…» [25] Указ. соч. С. 42–43.

«То молодость нашла себя…

<���…> В щелястом сарае обосновался брат Витя с огромным мешком рукописей… Читал отрывки новых вещей…»

Вот некоторые «отрывки» стихов Хлебникова той поры:

Рисунок Виктора Хлебникова «Портрет сестры Веры». Датируется 1911–1912 — «алферовскими» годами. Может быть, раньше? На рисунке Вера с косой, которая к 1911 году была уже давно отстрижена. Да и облик ее — скорее облик девочки-подростка, еще не сложившейся, в общем, некрасивой — с крупным носом, тяжелым подбородком. Но вдумчивый, сосредоточенный взгляд больших выпуклых глаз этой девочки, ее необычность, оригинальность привлекают сильнее красоты, предвещают многое. Незаурядным человеком увидел и запечатлел сестру ее любимый и любящий брат — несомненно, одаренный художник.

Возможно, портрет относится к 1905 году, когда Вера поступила в художественную школу — ей было четырнадцать лет. Именно в этом году произошел решительный перелом в жизни Виктора.

«Верно около 1905 года [Виктор] стал увлекаться политикой, затем революционным движением. <���…> В университет же он ходил все менее охотно и, наконец, стал порываться уехать в Москву. Дома противились, боясь, что он слишком не подготовлен для самостоятельной жизни, и может быть, были правы. Отказали наотрез. Витя посвятил меня в свое горе, и я, ничего не понимая, кроме горя большого друга, торжественно принесла ему свое сокровище, золотую цепочку, он продал ее где-то и уехал. Сейчас я жалею, что, может, невпопад была великодушна. Это был его первый вылет из дома.