Роже Авермат - Рубенс

Зачем же ему жена, которая, быть может, будет краснеть, когда он возьмет в руки кисть? Ведь он потому только и способен бесстрашно разыгрывать роль придворного, что у него есть волшебное средство уйти в свой собственный мир, — можно ли рисковать им в браке с неровней? О нет! К черту придворных дам! И не потому, что он боится рисковать. Отнюдь нет, и он это докажет. Тот, кто женится на шестнадцатилетней девушке, прекрасно понимает, что дает повод к насмешкам и сплетням. Но на это Рубенс не обращает внимания — как видно, считает, что подобного рода затея ему по плечу. В этом весь Рубенс. Не в том дело, что скажут другие, главное — внутренняя решимость. Шестнадцать лет — это возраст его сына Альберта. Ну что ж, в его доме будет одним ребенком больше, и этот ребенок станет к тому же его женой. Чем она моложе, тем меньше она будет оказывать на него давления, тем больше у него будет внутренней свободы и ему легче будет по своему вкусу направлять их семейную жизнь.

Ее зовут Елена Фоурмент. Ее родители — богатые буржуа, с которыми Рубенс знаком много лет: сестра Изабеллы Брант, Клара, замужем за братом Елены, Даниелем. У отца Елены, которого тоже зовут Даниель Фоурмент, одиннадцать детей; Елена — младшая из них. Другая его дочь, Сусанна, не раз позировала Рубенсу. В первом браке Сусанна была замужем за Раймондом дель Монте, овдовела и второй раз вышла за Арнольда Лундена. Рубенс написал несколько портретов этой хрупкой женщины с большими тоскующими глазами и своенравным ртом. Один из них, на котором она изображена в фетровой шляпе, по справедливости относят к лучшим работам художника. Не многие его картины написаны так вдохновенно, как это изящное произведение, в котором чувствуется даже какая-то особая нежность.

Елена — это та же Сусанна, только белокурая и более юная. Черты лица ее менее тонки — отчасти это объясняется возрастом. Ведь в шестнадцать лет очерк лица еще, как правило, не определился; но зато кожа у нее еще белее, чем у сестры, если только это возможно. Свежесть, вечная молодость! Обладать живым воплощением того, о чем ты мечтал, что изображал всю свою жизнь! Потому что эту самую Елену с ее белоснежными грудями и розовыми сосками, с ее молочным, пухлым телом, с ослепительно прозрачной плотью он писал тогда, когда самой Елены еще не было на свете! Каким-то чудом эта пышная фламандка оказалась похожей на женщин его мечты. Она еще дитя; возможно, что она не умна. Но это не важно. Зато сам он умен и знает, что все его прежние победы — суета сует. Но теперь он может стариться, может умереть — он спокоен: до последнего дня его жизнь будет озарена улыбкой и очарованием юности. Всегда видя перед собой живую реальность молодости, он в конце концов поверит в свою собственную молодость, а стало быть, в бессмертие. Петер Пауль одержал в жизни немало побед, но, наверное, самой большой победой был день 6 декабря 1630 года — ибо что значат слава и деньги в сравнении с молодостью?

Гимн плоти, первые песни которого теперь прозвучали в его жизни, будет спет до конца. Рубенс не принадлежит к числу любовников, которые ревниво оберегают принадлежащее им сокровище. Пусть весь мир разделит его радость! Его кисти с неувядаемым восторгом вновь и вновь будут воспроизводить образ его Елены. Правда, ему нравится окружать пышными аксессуарами прекрасное дитя с простодушным взглядом, но все это только игра. Бархат и шелка, парча и перья, меха и драгоценности — все это ухищрения, которые опыт подсказывает желанию для того лишь, чтобы казалось еще более упоительным откровение тела во всей его торжествующей наготе. Рубенс выставляет напоказ красоту своей Елены. Он не устает восхищаться ею, и она, изумленная и счастливая, покоряется художнику. Она его Юность. Она его Богиня. И он являет ее миру как Божество. Она одаривает своими чертами и своим телом всех олимпийских богинь, которых создает воображение художника, но одну из них она воплощает чаще других — это Венера, бессмертная богиня любви. Пока Елена остается Еленой, что-то все-таки удерживает Рубенса, побуждает утаивать часть ее прелестей, но стоит ей стать Венерой, и художник освобождает ее от всех покровов — Венера торжествует в своей наготе. Никогда ни один художник не восславил женское тело так, как Рубенс.

Шестого декабря колокола Синт-Якобскерк радостно звонили в честь новобрачных — Петера Пауля Рубенса и его молодой жены. Несколько дней спустя Карл I подписал указ о возведении художника в звание кавалера ордена Золотой Шпоры. Для того чтобы носить этот титул во Фландрии, нужно разрешение испанского короля, и Рубенс прилагает все усилия, чтобы его получить: как бы он ни был влюблен, он никогда не забывает о мирских делах.

Тем временем Колома покинул Лондон. Место испанского представителя в Англии свободно. Среди возможных кандидатов названо имя Рубенса. Однако испанский двор все-таки счел невозможным назначить послом того, «кто занимается искусством и живет трудами своих рук». Выбор пал на Хуана де Неколальде. Но дон Хуан не мог сразу же выехать в Англию, и инфанта решила временно заменить его англичанином. Эта замена пришлась не по вкусу Филиппу IV. Для временного исполнения обязанностей посла Рубенс показался королю самой подходящей фигурой. «Рубенс пользуется большим расположением при английском дворе, — пишет Филипп IV, — и успешно ведет различные переговоры благодаря осторожности, которую он при этом проявляет». Однако Рубенсу была отнюдь не по душе эта второсортная роль, хотя он и не подал виду. Он согласился выехать в Англию на несколько дней, но пустился на всевозможные дипломатические ухищрения, чтобы отсрочить выезд.

Можно подумать, что Рубенс, женатый всего несколько месяцев, просто не хотел покидать свой дом или что он охладел к политике — именно такое впечатление пытался создать он сам. Но ничуть не бывало. Он отказывался ехать в Англию только потому, что было оскорблено его самолюбие. Но он по-прежнему пользовался милостями брюссельского двора, и при первом же удобном случае им снова завладел демон честолюбия. Поводом к тому, чтобы снова вернуться на ристалище, стали для него события во Франции. Многолетняя глухая борьба между Марией Медичи и ее бывшим протеже, кардиналом Ришелье, превратилась в открытую вражду. В конце концов Людовик XIII принял сторону своего могущественного министра и удалил королеву-мать в Компьень. Эта новость всех ошеломила.

Рубенс чрезвычайно взволнован. В письме к Пьеру Дюпюи он утверждает, будто он рад, что прервал работу над эскизами для галереи Генриха IV в результате споров из-за размеров полотен: «…я уверен, что работа, уже проделанная мной, — просто потерянное даром время». Впрочем, Рубенс ограничивается намеками: «В общем жизнь при дворе зависит от множества случайностей, а при французском дворе более, чем где-либо в другом месте. Но о делах, которые происходят вдалеке, судить трудно, поэтому лучше промолчать, чем высказывать поверхностные суждения» [237] Из письма к Дюпюи, написано в Антверпене в октябре (?) 1630 г. .