Уильям Моррис - Искусство и жизнь

Итак, я пытался указать вам на то, что производящий или полезный класс находится в неравном положении в сравнении с непроизводящим, бесполезным классом, и что это извращает закон природы, который повелевает всем трудиться, чтобы жить. Я попытался доказать также, что это извращение — неизбежный результат того, что частным лицам дозволено считать средства, необходимые, чтобы сделать труд плодотворным, своей собственностью и злоупотреблять ими как орудиями принуждения, заставляя рабочего платить дань за возможность жить. Я призывал вас согласиться с нами, социалистами, что необходимо ликвидировать монополию, объединиться для ее ликвидации и для перестройки общества на основе свободного труда и уничтожения всех привилегий. Мне следует далее добавить, что трудящиеся классы примут только такую программу, которая не будет чинить препон уничтожению частной собственности на средства производства. Всякая иная программа бесчестна и лишь сбивает с толку, ибо она двулика, — причем один ее лик, обращенный к рабочему классу, говорит: «это — социализм или, уж во всяком случае, его начало» (что вовсе не соответствует истине), тогда как другой обращается к капиталисту: «это — не социализм, и если вы добьетесь, чтобы рабочие или хотя бы их часть его восприняли, это породило бы новый низший слой буржуазии, — своего рода буфер, который окажется одинаково близок и к привилегиям и к социализму и спасет вас, пусть даже и ненадолго».

Но истинную программу, предполагающую ликвидацию привилегий, мы приемлем, ибо она должна привести и действительно приведет к полному социализму. Она вырвет у капиталистического дракона зубы и сделает возможным общество равенства — такое общество, в котором мы будем жить не среди врагов и, в сущности, в условиях военного перемирия, а среди друзей и соседей, с которыми мы иногда из-за наших страстей или по глупости можем ссориться, но интересы которых на самом деле никогда не смогут быть противопоставлены нашим собственным.

Для большинства из вас, полагаю, слово «архитектура» означает искусство строить благородно и красиво. Я уверен, что занятие этим искусством — одно из наиболее важных, что раздумья о нем достойны внимания серьезных людей не на один только час, но на протяжении значительной части их жизни, даже если они и не должны иметь с ним дело как профессионалы.

Но хотя это искусство благородно само по себе и как никакое другое является искусством цивилизации, оно само по себе никогда не могло и не может ни жить, ни развиваться. Оно должно взращивать все ремесла и взращиваться ими — теми ремеслами, с помощью которых люди создают то, что, по их замыслу, должно быть красивым и чье существование должно длиться долее текущего дня.

Под архитектурой я привык понимать союз искусств, связанных узами взаимного сотрудничества и гармоничного взаимоподчинения, и когда я сегодня буду употреблять это слово, то именно в этом значении, а вовсе не в каком-либо более узком.

Это действительно большая тема, ибо она требует внимания ко всему внешнему окружению человеческой жизни. Мы не можем уйти от нее, не можем от нее отвернуться, даже если и захотим, покуда продолжаем принадлежать цивилизации, ибо архитектура означает формирование и изменение самого облика нашей земли в согласии с человеческими потребностями — всюду, кроме необитаемых пустынь.

Мы не можем передоверить наш интерес к этому делу небольшой кучке ученых, людей, которые бы искали, открывали и создавали, а мы бы оставались в стороне, восхищаясь их работой и мало-помалу узнавая, как это все было сделано. Нет, именно мы сами — каждый из нас — должны оберегать красоту земли. Каждый должен вносить свою лепту в ее сохранение, отдавая этому свою душу и труд собственных рук, дабы передать нашим сыновьям не меньшее сокровище, чем сами мы получили от своих отцов.

У нас не такой уж избыток времени, чтобы мы могли позволить себе пренебречь этим делом при нашей жизни или предоставить его нашим сыновьям, ибо человечество настолько занято и нетерпеливо, что сегодняшние желания побуждают нас полностью забывать желания и достижения вчерашнего дня, и каждый раз, когда в погоне за какой-либо целью мы перестаем стремиться к совершенству, несомненный и быстрый распад уводит нас от жизни к смерти и вскоре все превращается в прах и забывается. Для многого может оказаться достаточно времени — для заселения пустынь, для устранения преград между народами, для постижения глубочайших тайн устройства нашей души и тела, воздуха, которым мы дышим, и земли, по которой ходим. Может оказаться достаточно времени для подчинения нашим материальным потребностям всех сил природы, но не хватает времени, чтобы утолить свое томление по красоте земли.

Нас вновь и вновь захлестывает волна человеческих потребностей, превращая землю даже не в ту многообещающую пустыню, какой она была некогда, а в тюрьму без надежды, и каждый раз человек обнаруживает, что он трудился и стремился, покорял и топтал ногами все на свете с одной лишь целью — сделать жизнь несчастной.

Верно, конечно, что цивилизация в суматохе или по беспечности уродует каждый кусок земной поверхности, и представляется тяжелым трудом — да что там, трудом непостижимым — найти против этого какое-нибудь средство, ибо готовность жить в любых условиях, вселенная в нас природой, и вследствие этого чудовищно быстрое размножение рода человеческого изгоняет из людских умов всякий проблеск надежды, словно бы воздвигая на нашем пути железную стену, и лишь сила, равная той, что обезобразила землю, способна восстановить и возвратить цивилизации природу, которую она же сама искалечила, или пробудить новую надежду.

Поэтому я призываю вас настроиться на размышления о том, что обещает нам архитектура, поразмыслить о красоте земли вокруг человеческих жилищ, ибо надежда на будущее архитектуры и страх за ее судьбу будут нас преследовать, даже если мы попытаемся отделаться от этих чувств. Это касается нас всех, требует нашего содействия, и мы должны выполнять свой долг тотчас же, ибо каждый день нашего пренебрежения этим громоздит гору неприятностей, которую возводит перед нами слепая сила, и если это нас не встревожит, то дело зайдет настолько далеко, что в скором будущем мы вынуждены будем призывать не к миру и процветанию, а к насилию и разрушению, дабы освободиться от этих неприятностей.

Обращаясь к вам с этим призывом, я далек от предположения, что кто-либо из вас отказывается признать себя ответственным перед потомством за то, что происходит в наше время с красотой земли, — другими словами, за то, что мы делаем для развития архитектуры. Если такие люди и бывают в среде образованной публики, то мне до них нет дела, ибо меня они слушать не будут, да я и не знаю, что им сказать.